В своей повседневной жизни каждый из нас совершает массу всевозможных поступков, осуществляет великое множество разнообразных действий. Абсолютное большинство из них мы не замечаем — они проходят мимо нашего сознания и памятью, как правило, не фиксируются. Это периферия нашей деятельности. И, хотя она составляет основу всего, что мы делаем, т. е. обеспечивает нашему поведению основательность, энергию и результативность, для нас, естественно, не менее важен вопрос, куда эту энергию действия направить. Решением же последнего вопроса занят центр — сознание. Поэтому давайте попробуем провести анализ деятельности органических систем и поведения человека, в частности, с точки зрения отношения «центр — периферия».
Итак, периферия — основное действующее лицо, а центр должен обеспечить верное направление деятельности. Другими словами, задачу центра можно сформулировать так: есть некоторая сила, как сделать так, чтобы в итоге она действовала в нужном направлении.
Первый путь решения — применить силу, причем такую, чтобы в сумме с исходной получить то направление, которое нужно. Хотя этот путь теоретически описан и впервые сознательно использован был в физике, в обычной жизни мы пользуемся им тоже довольно часто. Мы используем силу по отношению к своим детям, государство пользуется ею по отношению к нам…
Второй путь — использовать информационные взаимодействия. Возможность этого пути появляется только тогда, когда осознается, что воздействие осуществляется именно на органическую, живую систему, в которой динамически взаимодействуют разнообразные и, зачастую, разнонаправленные внутренние тенденции и силы. Информация в таком случае позволяет катализировать, усилить действие нужных сил, идущих от самой органической системы. То есть изменение поведения периферии достигается не внешним силовым воздействием (которое делает систему механической), а за счет внутреннего перераспределения сил, путем собственного свободного выбора. Периферия в этом случае развивается как органическая система, крепнет, обретает новые силы.
Человек, как мы знаем, изменить свое поведение может путем сознательного волевого усилия. Но ведь воля воле рознь. Если все действия воли заключаются лишь в том, чтобы поставить преграду нежелательному поведению и вынудить себя делать то, что нужно, — это одно. В этом случае нужна, прежде всего, сила воли. Если же человек добивается того, что его тело, его подсознание чутко прислушивается к «голосу» центра — сознания, если они быстро откликаются на его потребности — это совсем другое. Управлять своим поведением в этом случае куда легче. Но и добиваться этого очень непросто. Тут нужно действовать не столько силой, сколько умом. И у воли, соответственно, главным качеством будет не сила, а разумность.
Действие воли может быть различным, но, заметим, что видим мы у другого человека не то, каким образом он свое поведение организует, а лишь конечный наблюдаемый результат. И когда мы видим, что кто-то, стремясь к своей цели, преодолевает массу преград, добивается своего там, где мы сами отступили бы, то мы говорим, что у этого человека большая сила воли. Только вот сила ли? Тот, кто делает, прекрасно знает, что особого насилия над собой он не совершает. Тот же, кто видит лишь конечный результат и никаких других качеств воли, кроме силы, не знает, тот вполне может отнести этот результат на счет огромной силы воли. А далее следуют практические выводы: один во что бы то ни стало стремится развить свою силу воли, буквально насилуя свой организм, другой, почувствовав, что воли у него маловато, начинает занижать свои жизненные цели, заранее устанавливает границы своим возможностям… Небольшое, вроде бы, заблуждение, но сколько талантов и сколько великих дел оно погубило в самом зародыше!
Ранее, когда говорилось об отношении «центр — периферия», разделение функций той и другой структуры проводилось на том основании, что у органических систем существует два класса интересов: тактические и стратегические. То есть имелся в виду прежде всего временной аспект существования органических систем. Но ведь есть еще и пространственный. Здесь тоже есть свои «тактические» интересы — локальные интересы подсистем и свои «стратегические» — глобальные, общие интересы всей системы в целом. То есть и здесь возможны отношения «центр — периферия». Таким образом, можно говорить о двух центрах: один обеспечивает целостность органической системы в пространстве, другой — преемственность ее поведения во времени. Второй относится к первому также, как центр к периферии.
Для иллюстрации вновь обратимся к строению тела человека. Роль временного, главного центра у человека, очевидно, выполняет головной мозг. Он обеспечивает возможность сознания и вычленения вневременного нашего я. Он же ответственен за процессы памяти, без которых преемственность поведения, естественно, быть не может. Пространственный центр — сердце. Трудно сказать, действительно ли в данном случае речь идет о сердце, как анатомическом органе, но все ощущения, связанные с нашей целостностью, безусловно, концентрируются в области сердца. Идет ли речь о возможности физического повреждения тела, возникает ли опасность нарушения нашего мировоззрения или наше поведение не соответствует тому, что мы от себя ожидаем, наше сердце сразу же дает об этом знать.
Задача сердца — восстановить целостность. Каким образом, — это для него вопрос второй, а не главный. И если над ним нет контроля центра — сознания, то для человека это может обернуться трагедией. Замечали ли вы, что пьянству, наркомании, обжорству более подвержены люди эмоциональные. Это часто бывают люди добрые, остро переживающие возникающие на почве того же пьянства конфликты с окружающими. Но, увы, переживание конфликта, муки совести опять и опять толкают их к рюмке, дающей возможность хоть на время избавиться от разлада с самим собой. Или человек бросается в погоню за удовольствиями и развлечениями, позволяющими на время отвлечься от неудовлетворенности своей жизнью. Попытки же сознательно что-либо изменить опять-таки чаще всего ограничиваются волевым усилием, насилием над собой, против которого протестует все его существо. Вновь мы приходим к выводу, что корень зла в том, что люди не умеют осуществлять по отношению к своему телу, по отношению к своим эмоциям информационных воздействий. А не умеют, в частности, потому, что слишком мало о них знают, слишком плохо представляют, какие богатейшие возможности раскрывает перед нами в этом плане наше сознание.
Сердце стремится добиться единства между отдельными подсистемами организма, отдельными потребностями и мотивами поведения, отдельными чувствами и даже мыслями. Этот центр (периферийный) обеспечивает, таким образом, связь организма как целого с отдельными его частями, с органическими системами более низкого уровня иерархии. Однако существуют и более высокие уровни. Напомню, что в противоположность механическим системам, становление которых происходит в направлении от части к целому, органические развиваются в направлении от простой целостности к сложной структуре, включающей множество различных подсистем. Существование высших уровней иерархии для них — строгая необходимость. Посмотрим, поэтому, каким образом осуществляется связь с системами высшего порядка.
Прежде всего отметим, что каждая органическая система есть явление органических систем более высокого порядка и, как каждое явление, она должна быть связана со своим источником. Каждый из нас, например, — часть органической системы «Человек», но и в нас этот «Человек» присутствует, как важнейшая часть нашей сущности. Если эта часть вступает в конфликт с нашими поступками, происходит нарушение нашей целостности, которое сразу же фиксируется сердцем как душевный разлад. То есть систему высшего уровня мы чувствуем сердцем.
Но мы не только чувствуем, но и разумеем. Информация от систем более высокого уровня, которые для нас являются безусловным центром, поступает к нам, прежде всего, через орган тела, выполняющий функцию центра — мозг. Если связь с системами низшего уровня осуществляется в основном через чувство, то с системами высшего уровня она осуществляется, главным образом, через сознание. Однако, знание, получаемое «сверху», отличается от обычного знания о предметах объективной реальности. Чтобы получить объективное знание, необходимо быть внешним по отношению к тому, что мы познаем. Стать же внешними по отношению к нашей главной сущности мы не можем, так как иначе мы станем чуждыми и к ней, и к самим себе. Поэтому знание от систем высшего уровня предстает перед нами как знание «ниоткуда», как наитие, как глубинная вера.
Проведем небольшой мысленный эксперимент — поставим себя на место отдельной клетки нашего тела. Может ли она объективно познать, что такое человек в целом? Утвердительный ответ представляется весьма сомнительным. Даже если эта клетка будет иметь возможность путешествовать по всему телу, она не встретит на своем пути ничего, кроме разнообразных клеток же или каких-либо неклеточных, не живых, с ее точки зрения, структур. Она будет наблюдать удивительную гармонию и согласованность работы отдельных клеток и органов (справедливости ради отмечу, что заметит она не одну лишь гармонию, но и достаточно хаоса), но вполне сможет объяснить их поведение некими объективными законами. Человека она не найдет, ибо на клеточном уровне его и нет!
Только что было написано, что мы не можем стать внешними по отношению к высшей органической системе. Это не совсем так. Человек — существо, в принципе, свободное. Он может освободиться от всего: как от сковывающих его пут, так и от того, что дает смысл его существованию. Свобода может быть благом, но может стать и несчастьем. Выйдя из под контроля высшей органической системы, человек тем самым выпадает из общей взаимосвязи мировых событий, становится «пустой сущностью». И такое может произойти не только с человеком, но и с любой другой конечной органической системой. Один пример такой пустой сущности — раковая клетка, живущая ради самой себя за счет ограбления соседей. Другой пример — наше государство, в определенный период своего развития возомнившее, что оно обладает истиной и что этой истины вполне достаточно и для него, и для других. Наш пример наглядно показывает опасность обольщения великими делами и идеями. Нам было дано лишь начало истины; мы же приняли его за истину окончательную.
Знание о существовании органических систем более высокого уровня ставит перед человеком сразу множество дополнительных проблем. Как взаимодействовать с высшими системами? Что в мире зависит от меня? В чем заключается человеческая свобода и не есть ли она лишь видимость перед высшей волей? И так далее, и так далее… Вопросы эти ставились тысячелетия назад, ставятся они до сих пор и, наверняка, будут стоять перед людьми и в будущем. Ведь, так или иначе, ответить на них каждый для себя должен сам. Чужое знание в этом случае не может заменить собственной работы ума. Но помочь оно, тем не менее, может. Поэтому займемся небольшим анализом отношений, которые между органическими системами складываются. Попробуем сделать некоторые выводы в отношении поведения человека.
С самого начала при определении органических систем подчеркивались такие их качества, как самостоятельность, свободная воля, способность действовать целенаправленно. И действительно, в отношении систем того же уровня, систем, воспринимаемых объективно, все эти качества в той или иной мере проявляются. Наиболее заметны они в человеке и по мере его развития они будут все более усиливаться. Однако, все это отношения, подчеркнем, «объективные». Отношения же с системами высших и низших уровней носят совершенно иной, качественно отличный от объективных, характер. Их можно назвать отношениями «включения».
Рис. 4
Для системы А объективные отношения складываются со всеми системами, представленными черными кружками. С системами, представленными белыми кружками, существуют отношения включения. Кружок, закрашенный наполовину, — возможность как тех отношений, так и других.
Чтобы понять, что могут представлять собой отношения включения, рассмотрим, для примера, такое понятие, как свобода. Ранее было сказано, что отношения включения носят другой, качественно иной характер, чем объективные. То есть свобода там должна быть другая. В то же время, для свободы мы уже знаем другое, противоположное качество — зависимость, необходимость. И там другое качество, и здесь другое качество. Сразу же возникает искушение сделать вывод, что свободы в отношениях включения уже нет, а есть лишь сплошная зависимость и необходимость. Многие философы и богословы именно такой вывод и делали. Только у одних зависимость от высших сил представала в виде абсолютной и мелочной зависимости от Бога, а у других свобода превращалась в «осознанную необходимость». Ошибка тут в том, что разделение свобода — необходимость существует только лишь для объективных отношений. Просто переносить его на отношения включения нельзя. Выход из возникшего затруднения может быть следующим: наряду со свободой и необходимостью (зависимостью) существует третье качество, которое, за неимением лучшего, назовем псевдонеобходимостью. Сказанное можно проиллюстрировать уже известной нам схемой дифференцировки органических систем, которая на этот раз отражает процесс эволюции психики.
Рис. 5
В первой фазе сознание, как таковое, отсутствует, но психика, позволяющая ориентироваться в мире, и успешно действовать, уже есть. Это первый, «животный» период. В это время человек (или его предок) еще не выделял себя из мира как нечто особенное и сверхценное. Он был просто такой же, как и все окружающие его предметы, растения и животные. Жил в соответствии с теми же естественными законами, что и вся природа, был связан с ней в одно органическое целое. Соответственно, для него не существовало и ничего сверхъестественного. Например, в сохранившихся до сих пор «нецивилизованных» племенах отношение к «сверхъестественным», на наш взгляд, вещам бывает достаточно обыденным. Так, для них нет ничего сверхъестественного в том, что человек, выполняя соответствующий ритуал, может вызвать дождь или разогнать тучи. Для этого, по их понятиям, необходимо лишь умение.
Следующий этап развития психики — возникновение сознания. Здесь человек четко отдает себе отчет в том, что он другой, не такой, как все окружающее. Он теперь активно действующий субъект, а все остальные предметы и существа становятся лишь объектами его действий. Он обладает свободой, а все остальное обязано ему подчиниться. Увы, в итоге перед человеком возникает в той или иной степени чуждый ему объективный мир. Пусть не враждебный, но как минимум, безразличный, не желающий ни подчиняться, ни прислушиваться к его нуждам (требованиям), — чужой. То же самое, кстати, мы наблюдаем в ходе индивидуального становления личности человека. Бурное развитие самосознания приходится на подростковый период и юность. Этот же период для нас как раз один из самых психологически тяжелых.
Быть «отличным» от других, быть неуслышанным и непонятым — тяжело. Чувствовать, что между тобой и всем остальным миром как бы стеклянная перегородка, — тоже тяжело. И очень хочется эту перегородку пробить, слиться с окружающим, перестать все пропускать через голову и забыться в каком-нибудь увлечении. Но осторожно — это путь назад! Это не более чем бегство от свободы.
Подобное разделение с миром происходит не только на уровне одного человека. Создав цивилизацию, из природы выделилось также все человечество. И здесь, на уровне общества, люди уже тоже почувствовали горькие плоды отрыва от остального мира. Свобода, оказывается, даром не дается! Человек вновь жаждет гармонии с природой. Однако, богатства, добытые цивилизацией, и дарованная ею независимость от природы тоже кажутся слишком ценными, чтобы от них отказаться. Так что назад пути нет, — нужно двигаться вперед.
Попробуем теперь представить, что нас ждет впереди. В соответствии со схемой, свобода и необходимость остаются, то есть остается и присущее нам сейчас сознание. Но появляется и нечто новое, включающее в себя и свободу и необходимость. Что бы это могло быть?
Как свобода, так и необходимость — качества, относящиеся к поведению человека. Первая отражает тот факт, что человек самостоятельно может ставить свои цели и затем волевым усилием способен их добиваться. Это качество воспринимается нами как положительное. Необходимость же отражает тот факт, что человек вынужден подчиняться многим внешним обстоятельствам. Эти обстоятельства сильнее, они побеждают, однако признание своего поражения равноценно для человека потере своей самостоятельности, потере качества органичности. Неудивительно, поэтому, что необходимость воспринимается нами отрицательно.
Теперь давайте посмотрим на те же качества с другой стороны. Мы прекрасно знаем, что отнюдь не все, чего хотим и чего добиваемся мы, одобряется окружающими людьми и принимается природой. Отнюдь не любая наша деятельность приводит к положительным результатам. И не удивительно, ведь мы чаще всего действуем вслепую, не зная, что из этого получится. Наука, правда, дает возможность делать кое-какие прогнозы, но, опять же, получаемое ею знание — это знание слепого. Оно неплохо работает в статичном, до крайности регламентированном законами, мире. В мире же динамичном, постоянно меняющемся, необходимо зрение. Я позволю себе смелость высказать предположение, что связь с системами высшего уровня дает возможность человеку приобрести «интеллектуальное зрение». Действительно, если вышестоящая система является активным делателем и организатором окружающей жизни, то кому, как не ей, «знать», что произойдет.
Таким образом, отказ от свободы самому ставить цели и, несмотря ни на что, их добиваться, является в ряде случаев свободным отказом от очень привычной, и посему, «надежной» деятельности вслепую и попыткой воспользоваться новым, необычным каналом информации — «интеллектуальным зрением». Необходимость же предстает в данном случае не как внешняя вынуждающая сила, а как «необходимость» доверять тому, что видишь своими глазами. Можно, правда, зрению и не доверять. Можно, видя, что навстречу едет автомобиль, «свободно» шагнуть под его колеса. Но только есть ли польза от такой свободы!
Пока что мы коснулись лишь момента постановки цели и выбора предстоящего действия. Но ведь мало цель поставить, ее еще нужно достичь. При этом, как правило, приходится преодолевать всевозможные преграды, бороться с различными обстоятельствами.
Когда человек действует самостоятельно, сообразуясь лишь со своими интересами и полагаясь лишь на свои знания, другие органические системы являются для него чуждыми. Имея свой «интерес», они поставляют человеку эти самые преграды и неблагополучные обстоятельства. Совсем другое дело, если человек преследует не только свой интерес, но и интересы высших органических систем. В этом случае он может надеяться и на их помощь. То есть, связав свою свободу с высшей необходимостью, человек, в принципе, может избежать многих препятствий. Объединение свободы и необходимости может приводить к тому даже, что «свободное» решение человека станет «необходимостью» для окружающего. Так что стоит подумать, всегда ли следует предпочитать хилую свободу могучей псевдонеобходимости.
К сожалению, сказать о новом качестве — «псевдонеобходимости» пока мы можем мало. Да и не столько знать тут нужно, сколько практически действовать и учиться самому. Единственно, что хотелось бы добавить, что и «интеллектуальным зрением» и действием через обращение к интересам высших систем нельзя овладеть только сознательным усилием. Напомним, что на сознательном уровне свобода и необходимость разделены, а не слиты. Всякая попытка осознавать, что происходит, вновь возникающее качество будет разрушать. Поэтому, ничего не поделаешь, нужно в некоторых случаях переместиться на досознательный уровень, научиться воспринимать происходящее просто как данность. А чтобы не перестать быть к тому же существом сознательным, стоит задуматься и над тем, в каких ситуациях решение следует принимать самому, не дожидаясь «указаний свыше»,
На примере свободы мы попытались показать, что сознательное формирование связи с системами более высокого уровня иерархии предполагает развитие нового, отличного и от свободы, и от необходимости качества — «псевдонеобходимости». Но свобода — это лишь одно из качеств, которыми обладает органическая система. Подобные же рассуждения можно провести и для таких качеств, как целесообразность и произвольное (волевое) действие. Соответственно, в результате можно прийти к выводу, что на уровне сверхсознания должны проявиться такие качества поведения, как «псевдобесцельность» и «недеяние» (сравните с понятием «Дао» в китайском даосизме), которые в принципе отличаются как от случайного поведения, так и от пассивного отказа от деятельности.
Рис. 6
Возникновение сверхсознания предполагает, что человек сумеет освоить не только объективные отношения, но также и отношения включения. Первые таковы, что допускают подчинение их чужой воле, использованию. Человек, как мы знаем, эту возможность освоил, и не плохо. Отношения включения, с другой стороны, должны иметь характер совершенно иной. Их невозможно вывести из объективных отношений. Их можно лишь искать в надежде, что, если ищешь там, где нужно, и то, что нужно, то, в конце концов, можешь и найти. Если же найдешь, то это, по-видимому, будет не знание (знание соответствует объективным отношениям), а, скорее, переживание.
Возникновение сверхсознания предполагает также некоторое преобразование жизненных ценностей и приоритетов. Так, сейчас мы считаем, что свобода — это однозначно хорошо, ясное понимание своих целей — хорошо тоже. Но, если мы считаем, что возможна псевдонеобходимость, псевдобесцельность и недеяние, причем хотим этими качествами обладать, то они для нас тоже являются желанными, они тоже — «хорошо». Поэтому неизбежно встает вопрос о пересмотре сегодняшних жизненных ценностей и приоритетов. Однако, это лишь легко сказать «необходимо пересмотреть жизненные ценности». Мы легко можем оперировать знаниями и понятиями, а тут речь идет об основах всей нашей жизни. Это вам уже не игрушки…
А что, если как раз игрой-то и воспользоваться. Что если жизнь, которой мы живем, воспринять не как фатальную необходимость, а как некоторую игру, правила которой мы в определенной степени принимаем добровольно? Не мешает добавить к этому отношению также долю доброго юмора и легкой иронии. Можно ли жить, относясь к жизни так «несерьезно», — примеры есть. Так, в буддизме считается, что вся наша земная жизнь — не более чем иллюзия. Да и другие религии, предполагая загробную жизнь, с неизбежностью привносят элемент несерьезности в жизнь земную.
И потом, а почему, собственно, мы считаем игру делом несерьезным? Посмотрите, как серьезно к игре относится ребенок. Серьезно, несмотря на то, что прекрасно понимает, что предметы, которыми он в игре пользуется, «ненастоящие». Или посмотрите, как серьезно относятся к соблюдению обрядов верующие люди. А ведь для неверующего все их действия тоже кажутся не более чем игрой. Так что же, игра — это дело серьезное или нет? — Тут все зависит, относительно чего судить. Если судить по внешнему результату, то игра, конечно, дело несерьезное. Ребенок никакой продукции не производит. Но если судить по результату внутреннему, по тому, какое воздействие она оказывает на самого человека, тут роль игры оказывается чрезвычайно важной. Недаром психологи приходят сейчас к выводу, что игра для нормального развития ребенка не то, что желательна, — она просто необходима. Но, может быть она столь же необходима и для приобретения сверхсознания?
Мы привыкли большинство явлений жизни оценивать по шкале «хорошо — плохо». Одно хорошо, другое — плохо. Одно лучше, другое — хуже. Если игру с обычной жизнью сравнивать по этой шкале, то мы неизбежно должны выбрать либо то, либо другое, должны выбрать лучшее, отбросив худшее. То есть, либо мы не признаем значимость игры, либо во имя игры мы должны отказаться от нормальной жизни. А почему бы, раз уж нас такой выбор не устраивает, не сменить шкалу? Вспомним отношение «центр — периферия». Тут нет разделения на лучшее и худшее: центр — главное, периферия — основное. И ничего отбрасывать не надо. Попробуем с этой меркой подойти к соотношению игры и «серьезной» деятельности. Обычная наша повседневная жизнь — это очевидно, основа всей нашей жизни в целом, т. е. она представляет собой периферию. Игра же, с одной стороны, носит вспомогательный характер, а с другой, она позволяет внести в обыденную повседневность нечто новое, неожиданное, помогает изменить жизнь в нужном нам направлении. Игра — это центр, а, следовательно, и — главное.
Игровая ситуация дает возможность пережить «другую реальность», причем не ту, которая навязана нам обстоятельствами, а ту, которая во многом выбрана нами самими. Она дает почувствовать возможность «другой истины», понять, что то, что мы ощущаем и переживаем, — это отнюдь не единственный вариант, что жизнь намного богаче. Действительно, если у вас плохое настроение, трудно в этот момент представить, что кто-то в это же время может радоваться или ликовать. Если вас обижают, то трудно не обидеться. Если вы столкнулись с грубостью, то трудно удержаться от грубости ответной, ведь она кажется вполне нормальной, естественной реакцией. Однако понятно, что такая «норма» нашу жизнь отнюдь не украшает. К счастью, есть люди, которые в такого рода ситуациях удивляют нас своим нестандартным поведением, причем, как это ни странно, результативность такого поведения часто оказывается значительно выше. Так почему бы не «поиграть», не попробовать поступать также, как они? Может быть, что-то получится и у нас?
Мне могут возразить, что такое поведение будет неестественным, неорганичным, искусственным. Но ведь в такой же мере «неестественны» и все произведения искусства. Однако, насколько органично лучшие из них вписываются в нашу жизнь, насколько они ее обогащают! А ведь искусство — это та же игра. И наоборот, игра тоже может быть на уровне искусства. Также как и включающая в себя игру жизнь. То есть можно определенно говорить не только о знании жизни, но и об искусстве, — искусстве жизни, причем во всем многообразии ее проявлений, а не только в какой-либо специальной области. И от нас во многом зависит, будет ли результат — наша жизнь — жалкой поделкой или прекрасным творением.
|