Новое
О сайте
Об авторе
Книги
Статьи
Заметки
Беседы
Преображение
Форум
Гостевая книга
Карта сайта

Доска объявлений

Альтернативный форум

Видео

Найти

 

Житие вмч. Георгия Победоносца

На главную Карта сайта Написать письмо

На главную Книги Полезное инакомыслие (органические системы) Глава 4. Развитие органических систем

ГЛАВА 4. РАЗВИТИЕ ОРГАНИЧЕСКИХ СИСТЕМ

Когда мы говорим о единстве и борьбе противоположностей, то обязательно в понятие противоположностей мы должны вкладывать какой-то определенный конкретный смысл, иначе все наши рассуждения, какими бы глубокими они не выглядели, будут никому не нужным умствованием. Если мы говорим о борьбе, то очевидно что-то должно бороться с чем-то, поэтому за противоположностями должны всегда стоять какие-то определенные органические системы, например, система, обеспечивающая глубину нашего внимания, и система, позволяющая эффективно перемещать внимание с одного объекта на другой. Единство и борьба противоположностей всегда, таким образом, связаны с единством и противоречием интересов тех или иных органических систем.

Если взглянуть на это отношение со стороны единства, то мы обнаружим некоторую органическую систему более высокого уровня, которая такое единство обеспечивает (в нашем примере это целостная система внимания). Если же посмотреть на него с точки зрения различия или <борьбы>, то мы придем к выводу, что для целостной органической системы по каким-то причинам выгодно разделить, выделить в самостоятельные образования свои различные качества, которыми она обладает. Такой процесс разделения качеств между различными органическими системами (например между клетками в развивающемся организме, между различными видами животных и т. п.) называется дифференцировкой.

Дифференцировка, — если и не общий для всех органических систем способ развития, то по крайней мере очень распространенный. Мы можем обнаружить ее и в человеческой деятельности (разделение труда), и в развитии знания (когда-то единая натурфилософия разделилась на физику и химию, биологию и географию, астрономию и геологию; каждая из этих наук в свою очередь тоже сейчас имеет очень сложную структуру), и в нашем умении разбираться в людях (начинаем обычно с самого примитивного: плохой человек — хороший человек). Такое широкое распространение этого процесса говорит нам о том, что это нормальный, естественный процесс развития органических систем, процесс развития от простого к сложному, от нерасчлененного целого (например, яйцеклетки) до сложно структуированной органической системы (например, организма человека).

Надо заметить, что знаем мы о нем пока очень мало, буквально азы. Мы научились видеть в дифференцировке момент разделения, но замечаем в то же время и то, что единство системы в целом, несмотря на разделение, не нарушается. Из этого делается вывод, что существует специальная деятельность по обеспечению этого единства — то, что мы называем интеграцией. Осознав эти азы, мы спешим действовать, спешим использовать добытые нами знания на деле. А результат часто оказывается плачевным и за примерами далеко ходить не надо.

Вот, например, мать, безумно любящая свое дитя. Ей хочется все сделать для того, чтобы ее ребенок был счастлив, она готова делать все для него и часто за него (что она частенько и делает). Однако она понимает, что если ее дочь или сын будут сильно от нее зависеть, то им в жизни придется очень и очень туго. И она начинает действовать, начинает «отделять» ребенка от себя и в этом деле часто заходит довольно далеко. Она может, например, требовать от ребенка самостоятельности там, где он проявить ее еще не способен (его еще этому не научили). Ребенок конечно в полной растерянности, не понимает, почему дорогая, любимая мама, которая только что делала за него то, что он и сам может, почему она вдруг ругает его и требует, чтобы он делал то, что ему сделать очень трудно. И не понимает бедный, что делается это все «для его же пользы», упрямится, капризничает. Через некоторое время наша мама опять- таки понимает, что если она от своего ребенка будет уж очень добиваться самостоятельности, то она ему через какое-то время и не нужна будет, что она не сможет сделать тогда для него ничего хорошего. И она начинает восстанавливать единство (и свое с ребенком и ребенка с самим собой) — баловать и заласкивать, угощать сладостями и дарить игрушки, опять же делать за ребенка то, что ему следовало бы делать самому. Маятник вновь качнулся в обратную сторону.

Все это лишь упрощенная модель того, что происходит на самом деле. Часто воспитание самостоятельности и неограниченные излияния любви переплетаются очень хитрым образом. Тем не менее, и то и другое очень мало связано друг с другом, разорвано.

Такую же разорваность можно наблюдать и в управлении народным хозяйством, наукой. В одни моменты осознаются те плюсы, которые дает специализация и крупные хозяйства начинают подразделять на более мелкие, ответственные за какой-то один участок работ. Однако через какое-то время выявляются и теневые стороны разделения. Резко возрастает необходимость разных согласований, больше сил приходится тратить на примирение разных интересов различных организаций. Начинается волна укрупнений. Но и здесь через какое-то время (иногда очень быстро) проявляются негативные последствия такого шага, так как управлять несколькими мало связанными объектами исключительно тяжело и эффективность такого управления, как правило, очень низкая. Далее следует опять разделение, и так далее.

Увидев что-то из реальных процессов, протекающих в органических системах, мы трактуем их через нашу логику механических систем, согласно которой дифференциация, и интеграция должны запускаться извне, навязываться некоторой внешней силой. Получается, что кто-то должен не только разделять, но и затем связывать воедино наши дела, обязанности, а с ними и наши интересы. Считая, что мы применяем естественные законы развития жизни, мы, тем не менее, делаем совсем не то, так как единство и различие в логике органических систем имеют совсем другой смысл, чем в логике систем механических.

Во-первых, разделение, дифференцировка органических систем происходит не в любой момент времени, а лишь тогда, когда в этом есть необходимость, внутренняя необходимость (она же потребность) разделения. Органическая система должна достаточно развиться, дозреть до возможности дифференцироваться.

Во-вторых, единство органических систем поддерживается не какими-то внешними силами, вынуждающими отдельные части работать согласованно друг с другом. Их единство обеспечивает прежде всего механизм отождествления, благодаря которому, с одной стороны, интересы «частей» в какой-то мере совпадают с интересами целой системы, а с другой стороны, сама целая органическая система руководствуется интересами своих подсистем.

Из сказанного можно сделать вывод, что если человек хочет воспользоваться знаниями об органических системах, если он хочет действовать в соответствии с законами их развития, то для этого ему, как минимум, нужно учиться понимать и чувствовать конкретное состояние той органической системы, с которой он имеет дело, а также в какой-то мере ощущать свое с ней единство. Если в частности речь идет о взаимоотношении людей друг с другом, то комментировать сказанное кажется излишне.

Знание — абстрактно, чувство — конкретно. Имея дело с органическими системами, поведение которых может быть очень динамичными, может зависеть от того, как себя по отношению к ним ведем мы сами, полагаться только на знания невозможно, нужно научиться их чувствовать. Однако чувства без ума, без знаний тоже не очень-то развиваются. Об этом мы поговорим несколько позднее, а пока обратимся к знанию, тем более, что современный цивилизованный человек привык доверять знанию все же больше, чем чувству. Итак, как же развиваются органические системы. Попробуем нарисовать самую общую картину.

Прежде всего заметим, что обычный способ существования органических систем — это реализация их в явлениях. Личность человека проявляется в его поступках, теория проявляется в способе описания охватываемых ею фактов, органическая система «животный мир» — в многообразии конкретных видов различных животных.

По мере развития каждая органическая система стремится реализоваться все более и более полно, количество порождаемых ею явлений растет. Приобретая какой-нибудь навык, человек стремится найти ему всевозможные применения (особенно сильно это заметно на детях). Удачное техническое решение, новая идея в области математики, возникнув и реализовавшись в каком-то одном приборе или при доказательстве какой-то определенной теоремы, затем проникают в другие области, стимулируют появление новых приборов, новых идей. Это достаточно общее правило. Используя его, можно провести ориентировочную оценку степени развития той или иной органической системы. Правда при этом нужно учитывать и то, что реализация может осуществиться в явлениях разного уровня. Один человек, что называется, весь на виду, он в курсе всех событий, участвует во всех делах, но, глядя на него, думаешь иной раз, что было бы гораздо лучше, если бы это участие свелось к минимуму. Другой держится в тени, незаметен, но когда нужно, может и дельный совет дать и в чем-то значительно помочь. Вряд ли можно сказать, что первый более развит, чем второй. Этот пример показывает, что проявления органических систем имеют не только количественную характеристику, но и качественную.

Органические системы имеют ту замечательную особенность, что явления, в которых они реализуются, никогда точно не копируют друг друга. Всегда существует качественное их отличие. Разный смысловой оттенок имеет одна и та же дважды пришедшая на ум мысль, по-разному воспринимаем мы в разное время одну и ту же книгу, мелодию. Различаются между собой даже близнецы, хотя чтобы их отличить, обычно нужно быть очень близко с ними знакомым. Проведите простой эксперимент, попробуйте многократно повторять одно и то же действие, например произносить одну и ту же фразу. Скоро это занятие вам очень сильно надоест, захочется сделать или сказать что-то другое. Именно из-за этой потребности разнообразия нам так трудно выполнять пусть физически очень легкую, но монотонную однообразную работу. Стремление к разнообразию проявлений — свойство систем существенно органических (хотя и металлические детали «устают», изменяют свою внутреннюю структуру), и чем более развита органическая система, тем сильнее оно проявляется. Так оригинальность, нестандартность мыслей и поступков великих людей возникают не из-за того, что они стремятся быть оригинальными, эти качества просто являются следствием уровня их развития.

Если существует множество явлений и эти явления отличаются друг от друга, то мы вправе задать вопрос, существует какая-нибудь закономерность их распределения? Или может быть явления возникают совершенно случайно? — Оказывается, нет и, что самое любопытное, именно распределение тех явлений, которые мы называем «случайными», выявляет вполне определенную закономерность. Очень часто случайные события распределены по так называемому нормальному закону. Вид кривой получающегося распределения показан на рисунке.

Рис. 1

Большинство явлений сосредоточено вблизи некоторого центра и чем дальше мы от него удаляемся, то есть чем больше качественное отличие соответствующего явления от «нормы», тем реже такие явления возникают. Заметим сразу, что норма на самом деле не какое-то стандартное явление (точка 0 на нашем рисунке), а все распределение целиком. Оно поэтому нормальным и названо, что встречается сплошь да рядом. В приложении к человеческому обществу это, в частности, означает, что не может быть какого-то стандарта или идеального человека. Любое естественное сообщество включает в себя людей самых разных характеров, темпераментов, разного физического строения. Аналогично у каждого человека бывает разное настроение, (хотя какое-то обычно доминирует) и разное самочувствие, в голову приходят разные мысли. Если вдруг обнаружится, что это разнообразие становится все более ограниченным, если круг интересов сужается, то будьте осторожны — это может быть признаком деградации.

Бывает, и нередко, что естественное разнообразие поведения, образа мыслей пытаются сузить искусственным путем, подогнать под какой-то идеал. Так учитель может начать требовать от ученика отвечать урок только по определенному шаблону, государство, стремясь к целостности и понимая ее как единообразие образа мыслей и поведения, может начать борьбу с инакомыслящими. Результат бывает двояким. Либо органическая система (ученик или общество людей в нашем случае) поддается такому воздействию — воздействию внешнему и чуждому — и тем самым постепенно теряет свое качество органичности (у ученика развивается пассивное безразличие, в стране замирает общественная жизнь). Либо результат такого воздействия может оказаться совершенно непредсказуемым (вряд ли кто-нибудь ожидает, например, роста преступности), но в любом случае направленным на устранение ограничений. Это тот же принцип неопределенности, что и в квантовой механике.

Тем не менее, каждая органическая система стремится сконцентрироваться, собраться вокруг какого-то определенного типа явлений. Такое стремление иногда называют тяготением к центру. Однако осуществляется оно иначе, чем в предыдущих примерах. Так человек может, например, постараться понять, что является главным в его жизни, к чему он стремится, чего он добивается и, в какой-то мере ответив на этот вопрос, он начинает добиваться намеченного. Цель реальная, пусть далекая, но в принципе достижимая, позволяет человеку собрать свои силы воедино и направить их на то, чтобы добиться желаемого.

Посмотрим с этих позиций на отношение человека к животному миру. Масса животных (не только особей, а главное — видов животных) уничтожена в угоду тем или иным корыстным интересам. Множество животных и растений погибает от загрязнения воды, воздуха и почвы, от нарушения естественной среды обитания. На лицо резкое сокращение многообразия жизни. Благодаря бездумной деятельности человека происходит очевидное разрушение такой органической системы как «животный мир» и органической системы, которую мы называем биосфера. А ведь человечество представляет собой лишь часть этих систем более высокого уровня.

Человек на сегодняшний день безусловно является главным результатом развития жизни на земле. Он же — и центральное направление этого развития. Поэтому жизнь должна сконцентрироваться вокруг человека, точнее вокруг развития человеческого качества. Это уточнение весьма существенно. Если в первом случае можно дело представить так, что все развитие живого подчинено лишь задаче становления человека, то во втором случае, когда цель эволюции не просто человек (каким бы он ни был), а человеческое качество, это обстоятельство не только дает человеку какие-то права, но и возлагает на него определенные обязанности. Прежде всего это обязанность быть человеком, а не просто обладающим разумом животным. Мы должны понять и развить в себе все самое лучшее, что заложено в человеческой природе. Раскрыть дремлющие в нас возможности. Но помимо этого мы должны также привнести это человеческое качество в окружающую нас природу, в животный и растительный мир, причем сделать это не силой и не давлением. Человек в отношениях с органическими системами должен действовать не как конструктор или скульптор, а скорее как садовник, способствующий, помогающий развитию в этих системах тех самых главных качеств, которые мы с человеческих позиций ценим. Если это удастся, — то это и будет концентрацией природы вокруг человека.

Как мы уже говорили, органические системы существуют в явлениях. Проявлением тех потенций, которые заложены в одной «животный мир» — это разнообразные типы, роды и виды животных. Можно сказать также, что и каждый из нас это тоже явление — явление органической системы «человек» или «человеческий род». Получается, что органические системы оказываются встроенными в некоторую иерархию. Клетка входит в состав организма, человек — это явление человеческого рода, а люди, в свою очередь, всего лишь часть животного мира.

Перечисленные иерархические отношения более или менее понятны, так как все упомянутые органические системы — это «ближайшее окружение» человека. А что если попробовать двинуться по иерархической структуре далее, дальше вниз или дальше вверх?

Если пойти вниз, то нам придется сделать вывод, что органическими системами являются по крайней мере некоторые молекулы, атомы, элементарные частицы. Действительно, если считать, что все атомы и молекулы — это лишенные самостоятельности механические системы, поведение которых жестко регламентировано законами физики и химии, то тогда, чтобы получить из них систему органическую (клетку, человека), мы обязаны были бы ввести нечто внешнее, заставляющее клетку или организм работать, жить. Как уже ранее говорилось, мы вынуждены будем в этом случае ввести новое действующее лицо — душу, жизненную силу или что-нибудь подобное. Если же мы хотим обойтись без потусторонних сил, то придется, по-видимому, предположить, что и молекулы (не обязательно любые), и атомы, и элементарные частицы могут быть органическими системами, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Современная наука пришла к выводу, что поведение отдельных атомов и элементарных частиц в принципе невозможно описать точно. Законы в этой области приобретают статистический характер и пригодны только для описания большой совокупности частиц (явлений). То же справедливо и в отношении изучаемых биологией живых организмов. Такой же статистический характер имеют закономерности, получаемые психологами при изучении поведения людей. Не лежит ли за этим сходством внешних проявлений более глубокое сходство сущности тех или иных объектов?

Теперь двинемся по иерархии вверх. Далеко ли мы сможем тут подняться? Рассуждая об эволюционном развитии, мы обычно привыкли думать, что оно всегда идет в направлении от простого к сложному, от части к целому. Так, например, появление многоклеточных организмов по этой схеме произошло в результате объединения отдельных, прежде самостоятельно существовавших клеток, возникновение общества было связано с объединением отдельных людей. Действительно, находясь в рамках логики механических систем, придумать что-либо иное невозможно. Однако, когда мы обращаемся к органическим системам, то встречаем там и нечто иное.

Вспомним явление дифференцировки. В начале и на всем протяжении развития органической системы она существует как целостность. Правда вначале эта целостность простая, нерасчлененная, но за тем , по мере развития органической системы, возникают ее отдельные части, появляется структура. Если исходить из этой схемы, то мы придем к выводу , что отдельные виды растений и животных, включая человека, — это явления более общей органической системы — биосферы.

А не существует ли системы еще более высокого уровня иерархии, которая бы породила саму эту биосферу? Не являются ли органическими системами наша земля, солнечная система, галактика? Такое предположение резко противоречит нашим привычным взглядам на то, что из себя представляют планеты, солнце, звезды. Ведь мы совершенно вроде бы уверены, что, например, солнце — это не более чем гигантский огненный шар, огромная температура которого поддерживается термоядерными реакциями. Через какое-то, к счастью достаточно длительное время, все ядерное топливо выгорит и солнце погаснет. Все достаточно «просто» и понятно. И все же,  если разобраться, оказывается, что наша уверенность в правильности такой модели основывается прежде всего на том, что ничего другого мы пока придумать не смогли.

Увидеть органичность, т.е. качество, существенно отличающее человека и животных от неживого, тем легче, чем более они на нас похожи. Обнаружить его в объектах микро- и мегамира, естественно, куда сложнее. Кроме того не будем забывать, что одно дело — принципиальное наличие того или иного качества, а другое — степень его проявления в каждом конкретном случае. Мы пока говорим лишь о принципиальной стороне дела. Тем не менее, уместно сказать, что все больше накапливается данных о влиянии происходящих на солнце событий на нашу земную жизнь. Непосредственно на своем самочувствии мы можем ощутить действие вызываемых солнцем магнитных бурь. От активности солнца (ее определяют по изменению количества солнечных пятен) оказывается зависят смертность от различных заболеваний и количество дорожных катастроф, развитие эпидемий и частота извержения вулканов, погода и творческая активность людей.

Посмотрим теперь, каковы отношения между органическими системами разных уровней иерархии. Обычно, говоря об иерархии, мы имеем в виду прежде всего иерархию распределения власти и подчинения. Однако эти отношения, поскольку они связаны с принуждением, являются опять же внешними, свойственными взаимодействиям с механическими системами. Иерархия органических систем очевидно должна строиться совсем на другой основе. Явления представляют собой реализации органической системы более высокого уровня, то есть представляют саму эту систему. Поэтому, если бы отношения высших уровней иерархии к низшим строились на принуждении, то это принуждение было бы по отношению также и к себе.

Каждая органическая система живет своей жизнью. Она развивается, изменяется под влиянием обстоятельств, совершает какие-то продиктованные ее интересами действия. Она обладает определенной независимостью, самостоятельностью относительно высшей системы, и эти независимость и самостоятельность требуют от нее, чтобы она сама утверждала истинность своего существования. Реализуя свои возможности, каждая органическая система раскрывает в то же время и возможности системы более высокого уровня. Образно говоря, все мы своей жизнью как бы прокладываем тропку, по которой могут двинуться другие люди. Благодаря совместным усилиям всех, появляется некоторая дорога, по которой движется основная масса людей. Но кроме этой главной магистрали есть и множество других, более мелких дорог и тропок, и от того, куда они ведут, зависит, по какой из них пойдет далее все человечество. Будущее поэтому зависит и от нашей с вами тропинки, от того, насколько удачна будет наша жизнь, от результатов, которых мы сумеем добиться.

От того, насколько полно реализует себя каждый человек, зависит направление развития человечества. Но, очевидно, есть и обратная зависимость — зависимость систем низших уровней иерархии от высших. Если продолжить наше образное сравнение с дорогой, то можно сказать, что образуется определенная колея, по которой движется весь человеческий род. Выйти из этой колеи, проложить свою тропу бывает иногда очень тяжело. Тяготение к центру, которое обеспечивает органическая система высшего уровня, стремится вернуть, возвратить в эту колею тех, кто из нее выбился.

Не надо однако думать, что тяготение к центру это лишь оковы, что оно лишь мешает нам реализовать то своеобразие, которое заложено в каждом из нас. Оно, оказывается, может быть и очень полезным. Например, когда из яйцеклетки развивается взрослый организм, тяготение к центру помогает каждому животному стать именно тем, чем оно должно быть (реализовать свою наследственность), несмотря на многие возмущающие воздействия окружающей среды. Благодаря наличию многократно опробованного и отлаженного способа овладения языком, каждый нормальный ребенок в нужное время без каких-либо мук и переживаний осваивает тот язык, на котором говорят окружающие его люди. Скорость приобретения языковых навыков, словарный запас, качественный его состав могут в разных случаях быть очень различными. Тем не менее, в итоге мы получаем что-то общее — тот язык, который позволяет нам общаться и понимать друг друга. Тяготение к центру играет в этом случае роль буксира, способствующего развитию каждого отдельного человека.

Педагоги обнаружили интересный феномен. Современные дети учатся читать и писать легче, чем их предшественники. Легче осваивают они и начальные знания по математике. В чем здесь дело? Только ли в улучшении методики преподавания? Может быть их успехи связаны также и с тем, что они в своем развитии двигаются по проторенной дороге? В таком случае достижения современных вундеркиндов это заслуга не столько их самих, сколько предшествующих поколений школьников.

Подобное явление наблюдается и в спорте. Результатов, бывших когда-то мировыми и олимпийскими рекордами, добиваются теперь перворазрядники. И это несмотря на то, что общий уровень физического развития за последние годы вряд ли значительно вырос. Значение спорта с этих позиций не только в том, что он показывает, каких результатов может в принципе добиться человек. Плодами спортивных достижений в той или иной мере пользуемся и все мы. Спортсмены прокладывают дороги, двигаясь по которым нам легче получить то физическое развитие, которое смогли приобрести они.

Каждый, кто хотя бы немного знаком с эволюционным учением, сразу обнаружит, что развиваемые здесь взгляды противоречат доминирующим в настоящее время представлениями об эволюции живого. В соответствии с этими представлениями между различными видами, родами, классами и типами живых организмов могут существовать исключительно только внешние взаимодействия — такие как конкуренция, симбиоз, отношения хищник-жертва и тому подобное. Считается, что даже в пределах одного вида качества, которыми обладает тот или иной организм, могут передаваться исключительно лишь его потомкам. В соответствии со взглядами современной генетики, благоприобретенные признаки, полученные в результате упражнения, не наследуются. Это факт, установленный экспериментально.

Игнорировать полученные наукой результаты мы, конечно, не можем. Поэтому попробуем немного разобраться в возникшем противоречии. Начнем с утверждения, что приобретенные качества не наследуются. Для нас этот вопрос имеет принципиальное значение, так как если такого наследования нет и эволюционное развитие происходит лишь через отбор мутаций, появление которых не связано ни с поведением, ни с жизнедеятельностью организма, то по нашему определению растения, животные и человек в принципе не могут быть органическими системами. Они должны быть лишь формируемыми средой механизмами. О чем же говорит в таком случае экспериментальный факт?

Каждый эксперимент — это всегда некоторое внешнее воздействие на изучаемый объект. Предположим на минуту, что в ходе такого эксперимента мы обнаружили бы наследование приобретенных признаков. Что означал бы результат? — то, что изучаемое нами животное или растение изменилось в нужную нам (и только нам) сторону. То есть в этом случае живой организм проявил бы себя не как органическая система, а как механическая. Если же мы полагаем, что он представляет собой систему органическую, то нет ничего удивительного, что на чуждое ему внешнее воздействие организм ответит временной адаптацией, но не изменением своих глубинных качеств, которые он постарается сохранить.

Если говорить о наследовании приобретенных качеств, то надо при этом иметь в виду лишь те из них, которые соответствуют тенденциям развития самого изучаемого нами вида животного или растения. Здесь, и только здесь можно надеяться зафиксировать изменение наследственности под влиянием внешних условий. Обычные же эксперименты заведомо должны давать результаты только отрицательные.

Теперь посмотрим, каким образом в ходе эволюции происходит накопление и передача тех или иных признаков и качеств. Очевидный для всех способ — передача признаков от родителей потомкам (в наследство). Дети бывают похожими на родителей или своих более далеких предков. От людей рождаются только люди и никогда не рождаются ни обезьяны, ни собаки, ни ослы (хотя по поведению эти люди иногда бывают на них очень похожи). Этот общий для всего живого принцип лежит в основе науки о наследственности — генетики.

В рамках биологии существует и еще наука, систематика. Ее задача построить систему живых организмов, то есть попытаться представить живое как некоторую целостность и найти те взаимные связи и отношения между различными структурными единицами животного и растительного мира, которые эту целостность обеспечивают. Между генетикой и систематикой очевидно есть очень близкое родство. Генетика изучает процесс эволюции, а систематика имеет дело с ее результатом. Допустим, мы знаем, как осуществляется эволюция, мы знаем достаточно хорошо те законы, которые ее ходом управляют. Тогда, очевидно, нам не сложно будет понять и результат, к которому развитие животного и растительного мира в конце концов пришло.

Так-то оно так, но на деле, как ни странно, получается, что несмотря на бурное развитие генетики, в систематике остаются еще весьма спорные вопросы. Например, по одним признакам два вида животных могут быть близки. А по другим, далеки. Разные животные могут настолько сильно отличаться друг от друга, что на первый взгляд родство между ними может быть лишь только очень и очень отдаленным. Но вдруг оказывается, что личинки этих животных обнаруживают между собой удивительное сходство. Состояние систематики может говорить только об одном, что наше знание эволюционных процессов недостаточно.

Передача признаков по наследству безусловно является основным, доминирующим способом взаимодействия между растениями и животными. Однако если исходить из логики органических систем, он не может быть единственным Что же может быть еще помимо наследственности? Обратимся к аналогии с развитием теоретического знания.

Каждая из наук имеет свой собственный предмет изучения, свои методы, свой набор основных фактов, которые она должна объяснить. Между отдельными теориями можно проследить определенную преемственность (своего рода тоже наследственность), в то же время физические теории остаются физическими, биологические — биологическими и так далее. Однако нельзя не заметить и взаимодействия между разными, иногда далекими друг от друга науками. Так развитие всех естественных (и не только естественных) наук долгое время происходило под мощным влиянием физики. Другие науки использовали физические методы исследования и физическое оборудование, возникшие в недрах физики идеи и сформировавшийся там стиль мышления. И наоборот, развитие физики стимулировалось прогрессом в других науках. Налицо не только преемственность в развитии каждой самостоятельной науки, но и активное взаимодействие между отдельными ответвлениями научного знания.

Попробуем обнаружить подобное взаимодействие и между ветвями эволюционного дерева. Сразу оговорюсь, что задача доказательства выдвигаемых здесь положений не ставится. Доказательство — это дело специалистов. Наша задача лишь обнаружить и в какой-то мере обосновать возможность другого, ненаследуемого способа передачи признаков между живыми организмами. Эта оговорка необходима, так как каждый из разбираемых ниже примеров можно объяснить и иначе.

Первый пример — то явление, зафиксированное в законе гомологических рядов Н.И. Вавилова, который по своему содержанию напоминает периодический закон элементов Д.И. Менделеева в химии. Каждый вид растений или животных содержит ряд определенных, отличающихся друг от друга форм. Суть закона гомологических рядов в том, что для близких видов растений или животных наборы таких форм оказываются очень похожими. С точки зрения органических систем такое соответствие может отражать не параллелизм развития видов, а их взаимодействие, перенос формы из одного вида, где она первоначально возникла, на другой вид. Наследственно качества одного вида другому, очевидно, передаваться не могут (виды в естественных условиях не смешиваются). Однако, если вспомнить, что разные виды входят в состав одной объединяющей их органической системы, то возможность подобной передачи качества не покажется такой уж фантастической. Оно может происходить по типу обнаруженного психологами явления переноса. Если, например, выполнять какое-то упражнение правой рукой, то обучение левой руки такому же действию происходит после этого значительно легче и быстрее. Психика и мозг осуществляют координацию действий обеих рук; они же обеспечивают и перенос приобретенного умения от одной руки к другой. Если есть такая система более высокого уровня иерархии, она может осуществлять перенос признаков между системами низшего уровня.

Переносом форм между различными видами (или проявлением какой-либо формы или качества на разном «материале» — видах) можно попытаться объяснить то явление, которое в биологии называется аналогией. У разных, часто довольно далеких друг от друга видов растений или животных, иногда обнаруживаются очень сходные органы, которые в то же время имеют совершенно различное происхождение. Так шипы одних растений — это преобразованные листья, у других — корни, у третьих — измененные ветви.

Немало сюрпризов преподносит и мимикрия — приобретение живыми организмами такой формы и окраски, которые делают их очень похожими на листья, кусочки коры, ядовитых насекомых другого вида и так далее. Долгое время это явление рассматривалось как яркий пример способствующего выживанию приспособления. Однако потом выяснилось, что птицы, питающиеся такими «приспособленными» насекомыми, воспринимают цвета несколько иначе и то, что нам кажется очень похожим, они должны различать достаточно хорошо. Тогда спрашивается, где же тут приспособления? Может быть мимикрия отражает вовсе не интересы какого-нибудь вида, а «интересы» той или иной формы (которая также представляет собой органическую систему)?

Наши рассуждения об эволюции носили до сих пор очень фрагментарный характер. Попробуем несколькими штрихами набросать общий эскиз целостной картины эволюционного процесса.

В свое время теория Дарвина оказала очень сильное влияние на умы людей. Это влияние вышло далеко за пределы биологии и отразилось на всем мировоззрении основной массы цивилизованного человечества. Если учесть, что эволюционное учение помимо описания прошлых этапов развития жизни позволяет провести некоторую экстраполяцию в будущее, то в этом нет ничего удивительного, ведь чтобы правильно действовать в настоящем, людям совершенно необходимо представлять, что их может ожидать впереди.

Теория естественного отбора подробно изучила влияние внешних факторов — окружающей среды, но, как мы уже говорили, с точки зрения органических систем для понимания эволюции этого мало. Необходимо нащупать внутренние тенденции развития живых организмов, понять, в каком направлении жизнь саморазвивается.

Воспользуемся аналогией процесса эволюции животного и растительного мира с развитием другой органической системы — человеческого знания.

И различные науки, и возникающие в рамках этих наук теории, и отдельные идеи в своем развитии проходят определенный жизненный цикл. При этом, несмотря на разный структурный уровень этих образований, между ними оказывается много общего. Чаще всего возникновение всех этих органических систем происходит довольно незаметно. Появившись, они могут довольно долго не получать признания и не оказывать почти никакого воздействия на развитие человеческого знания в целом. В это время разработкой соответствующей теории или распространением идеи занято лишь очень ограниченное количество людей (иногда это может быть один лишь автор) и полученные результаты бывают довольно скромными. Надо сказать, что таких идей, теорий, концепций появляется на свет довольно много, однако проверку временем выдерживают лишь некоторые.

Затем теория может вступить во вторую фазу своего развития — фазу бурного расцвета. Вдруг обнаруживается, что она позволяет получить некоторые значимые результаты. Результаты эти могут иметь как практическое, так и академическое значение, важное для развития других наук и теорий. Главное же, что эти результаты оказываются заметными. Общество как бы замечает вдруг существование этой теории и она становится для него нужной. С этого момента развитие теории активно стимулируется и поддерживается. Ее разработкой начинает заниматься множество ученых и, как следствие этого, появляется много новых полезных приложений (явлений теории).

В период расцвета теории особенно заметно ее взаимодействие с другими теориями, как с теми, которые принадлежат той же самой науке, так и с теми, которые развиваются совсем в другой области знания. В это время между ними происходит очень интенсивный обмен идеями, позволяющий возникать все новым и новым приложениям и идеям. Кажется, что начавшееся развитие может продолжаться неограниченно долго, но через некоторое время незаметно начинается третья фаза.

В это время теория все еще продолжает давать заметные результаты, но получить их становится все труднее и труднее. Если в первой фазе она развивается, иногда преодолевая значительное противодействие и критику, то теперь это развитие обеспечивается прежде всего поддержкой извне. Теория постепенно теряет свою органичность и начинает пользоваться логикой механических систем, по которой результат пропорционален вложенным усилиям. В действительности же, такой прямой пропорциональности нет, эффективность работ постепенно снижается, а авторитет науки или теории поддерживается прежде всего старыми заслугами.

Можно пожалуй говорить и о четвертом этапе жизненного цикла теории. Он наступает, когда появляется новая, более мощная концепция, включающая в себя первую. В этом случае теория становится больше не нужной и начинает представлять собой уже только исторический интерес. Она умирает, переставая порождать новые приложения и применения, но для историков науки она тем не менее продолжает существовать, давая знания совсем иного рода — знания о том, как эта теория становилась, развивалась и умирала, знания о ее жизненном цикле.

Перейдем теперь непосредственно к эволюции жизни. Возникновение новых ее форм, также как и возникновение новых теорий, происходит, как правило незаметно. Млекопитающие, очевидно доминирующие в настоящее время, существовали еще и в период расцвета динозавров. Долгое время ничем особенно не выделялся и человек. Вполне возможно, что незаметность появления существенно новых форм жизни является моментом принципиально важным. Избегая активного взаимодействия с другими видами, вновь образовавшийся вид «обретает себя», определяет свою специфичность по отношению к тому, что существовало уже до его появления.

Следующий период — период активного распространения. Для вида это период количественного роста и завоевания все большего жизненного пространства. Для более высоких уровней иерархии это также период возникновения новых видов, родов, классов. Можно сказать, что в это время органическая система, соответствующая тому или иному уровню организации жизни, реализует свои потенциальные возможности, обнаруживает, «познает» их. Очевидно, что если этот потенциал большой, то реализация новых возможностей идет в начале очень быстрыми темпами, но потом все сильнее замедляется.

Рассматривая жизненный цикл развития теории, мы отметили, что в период активного становления и реализации она оживленно взаимодействует с другими теориями. Происходит перенос идей и методов из одной области в другую. Такой перенос, по-видимому, есть и во время развития новых видов, родов и так далее. Только переносятся не идеи, а формы. Различные формы строения тела, формы поведения, определенные физиологические процессы также как и сами организмы представляют собой органические системы. И как каждая органическая система они пытаются реализоваться во все новых и новых явлениях. Развивающийся новый вид растений или животных представляет для них как бы материал, на котором та или иная форма может себя проявить. И наоборот, многообразие различных форм, выработанных в ходе развития других видов, представляет собой материал для становлении нового вида.

Утверждение о переносе форм может показаться беспочвенной фантазией, так как совершенно пока непонятно, каким образом такой перенос может происходить. Чтобы признать наличие того или иного феномена, нам часто недостаточно бывает его лишь обнаружить, нам нужно понять механизм его реализации. Если такой механизм найден (или придуман), мы успокаиваемся, легко его принимаем и даже склонны считать его единственным (по логике механических систем). Если же он неизвестен, то и само существование феномена долгое время будет подвергаться сомнению. Теория Дарвина именно потому и получила признание и распространение, что основные ее положения понятны, а определенные механизмы реализации эволюции проглядываются достаточно хорошо.

С точки зрения логики органических систем отношение к феномену должно быть иным. Феномен или явление — это результат, реализация некоторой стоящей за ними органической системы. Его же можно рассматривать и как достигнутую цель этой системы. Очевидно, что до цели можно добраться различными путями и поэтому для того, чтобы понять органическую систему, нам гораздо важнее знать цель, чем какой-то один конкретный способ ее достижения.

 В случае механической системы понять принцип ее работы — это все равно, что понять саму эту механическую систему. Когда же мы обнаруживаем определенную закономерность взаимодействия подсистем живого организма, ценность такого знания намного меньше. Так, например, физиологи и медики обнаружили множество причин, которые могут привести к изменению кровяного давления. Однако все эти «закономерности», выявленные в жестких условиях эксперимента, в обычной нормальной жизни действуют очень неоднозначно и умелое использование их это уже скорее не наука, а искусство.

Давайте поэтому не будем спешить и не будем стараться во что бы то ни стало поскорее все объяснить и понять (так, как мы привыкли объяснять и понимать, имея дело с механизмами). Важно уметь зафиксировать явления. Понимание — это дело второе. Ему нам еще только предстоит учиться, ведь понимание органических систем довольно сильно отличается от умения разбираться в машинах.

Вернемся к эволюции. На следующем этапе развития экспансия нового вида начинает тормозиться. Основные, наиболее пригодные для него экологические ниши уже освоены, однако вид пытается приспособиться к новым, более сложным условиям существования. Если попробовать представить себе зависимость количества особей данного вида от условий, в которых они обитают, то по крайне мере качественно картина будет такой же, как та, которую мы описали, когда речь шла о многообразии проявления органических систем (см. рисунок 1).

Существует область наиболее выгодных условий, в которых живет наибольшее число представителей данного вида. Чем сильнее внешние условия отличаются от этих оптимальных, тем меньше животных оказывается способными их освоить. Тем не менее, такое освоение происходит прежде всего благодаря специализации. У животных (как и у растений) в этом случае развиваются главным образом, те качества, которые помогают им преодолевать сопротивление среды. При этом чем больше диапазон возможных условий обитания способен освоить вид, тем больше разнообразие форм он содержит.

Ранее, когда мы говорили о переносе форм между живыми существами, принадлежащими к разным видам или родам, это явление выглядело весьма экзотично. Подобный перенос, если он есть, еще только предстоит четко зафиксировать. В то же время распространение какого-либо признака в пределах одного вида явление весьма обычное и для нас достаточно привычное. Мы даже знаем механизм такого переноса — наследственность. Однако, если уж мы предложили наличие взаимодействия между разными видами, то логично было бы сделать вывод, что тот же способ взаимодействия (ненаследственный) реализуется и для отдельных особей одного вида. Причем реализуется он в этом случае, по-видимому, наиболее ярко, так как взаимодействующие организмы здесь гораздо ближе друг к другу. Перенос формы в пределах одного вида приводит к тому, что организмы, развивающиеся в оптимальных условиях (назовем их центром данного вида), получают признаки, образовавшиеся у тех, которые живут в условиях экстремальных (периферия вида), могут накапливать и осваивать их. При этом те качества, которые на периферии имели чисто приспособительный характер и образовались под давлением обстоятельств, в центре могут проявить свою активность. В оптимальных условиях эти качества могут проявляться не вторично, не как ответная реакция на внешние воздействия, а как первичное проявление самого вида, как его инициатива. То есть добытые на периферии признаки позволяют реализовать свое качество органичности.

Внутри вида в целом происходит определенное разделение функций. Периферия вида ответственна за образование новых качеств, за приобретение им новых форм. Центр пытается активно раскрыть потенциал этих новых форм, освоить их. Возьмем для иллюстрации такое качество, как способность вырабатывать тепло. В соответствии с развиваемым здесь представлениями такая способность могла появиться как приспособление животных к недостатку тепла при их попытке распространиться на север. Затем, будучи перенесенным в центр, это качество позволило получившему его виду животных опробовать возможность применения его для реализации других интересов данного вида. Так оказалось, что оно дает животным способность сохранять свою активность и после захода солнца, когда вся остальная жизнь замирает. Животные, обладающие способностью вырабатывать тепло, стали гораздо более независимыми от погодных условий, самостоятельность их (а следовательно и их органичность) резко выросли. Понятно, что для животных приобретение такой способности сулило большие возможности, которые, как мы знаем, теперь раскрылись достаточно хорошо.

Перенос качеств в пределах вида позволяет аккумулировать многое из того, что добыто целым видом в отдельных его особях. Если же потенциал вида концентрируется в отдельных животных, то это дает им возможность освоить какое-нибудь новое важное свойство, возможность «зацепиться» за него. Возникает новый вид, основное направление развития которого связано уже с освоением этого нового свойства.

Обращаюсь к аналогии эволюции с развитием теоретического знания, можно обнаружить еще одну особенность эволюционного развития. Когда новая теория вступает во вторую, наиболее бурную фазу своего развития, в общей системе наук происходят определенные структурные изменения. Общий потенциал развития, которым обладает наука, перераспределяется с тем, чтобы ускорить развитие новой теории или научного направления. При этом в других науках может наблюдаться отток сил и замедление их развития. Некоторые теории могут вообще оказаться ненужными.

То, что бурное развертывание новых возможностей жизни бывает сопряжено с массовым вымиранием ранее существовавших растений и животных, факт биологам хорошо известный. Однако причину такой смены форм в полном соответствии с теорией Дарвина ищут только вовне. Считается, что первичный процесс — это вымирание животных и растений, а распространение новых видов является лишь следствием, использованием ими возможности заполнить освободившиеся экологические ниши. С точки зрения логики органических систем соотношение причин и следствий может быть (я не говорю является) обратным. Развитие новых видов может быть ведущим, а вымирание старых может быть связано не с ухудшением условий существования, а с уменьшением поддержки со стороны органических систем более высоких уровней иерархии.

Можно задать вопрос, что же является ведущим в эволюции: изменения окружающей среды или направленная реализация заложенных в животном или растительном мире потенций? Ответить на этот вопрос невозможно, так как он задан слишком абстрактно. Не может быть какого-то одного ответа, пригодного на все случаи жизни. Каждый эволюционный скачок имеет свои собственные причины. И животный, и растительный мир, и окружающая их среда составляют одну целостную органическую систему. Изменения этой единой системы могут начинаться как в одной , так и в другой ее части, поэтому ограничиваться какой-либо одной причиной эволюции нельзя. Природа всегда пытается использовать все доступные ей возможности.

Если рассматривать окружающий нас мир как органическую систему, то можно поставить и еще один вопрос. Ранее мы говорили, что развитие отдельного животного или отдельного человека во многом определяется видом, к которому они принадлежат. Отдельные особи, как правило, следуют по наезженной колее, проложенной до них другими. А нет ли такой колеи в отношении развития жизни? Не является ли жизнь на земле лишь одним из явлений жизни космоса? Такая возможность допускалась людьми издревле. Но способов обнаружить жизнь где-то еще раньше не было. Трудно это сделать и сейчас. Трудно прежде всего потому, что мы недостаточно хорошо представляем себе, что же мы ищем. Мы слишком мало пока знаем о том, что такое жизнь и что такое разум, какое разнообразие форм они могут принимать. Мы слишком плохо пока знаем самих себя.

Очень неопределенны наши представления и о нашем будущем. Как ни странно, эволюционная теория, вместо того чтобы давать нам о будущем человечества какое-то определенное положительное знание, вместо того, чтобы давать людям ориентиры, к которым они могли бы стремиться, наоборот устанавливает пределы эволюции человека как биологического существа. Таковы парадоксы науки. Научные теории говорят не только о том, что возможно и как этого возможного добиться, но и о том, чего быть не может. Такие ограничения играют свою положительную роль, позволяя сконцентрировать научный поиск в определенном направлении. Беда только, если эти ограничения начинают воспринимать не как относительные, не как ограничения, связанные с данной теорией, а как некий абсолют, как непреодолимую границу человеческому познанию и возможностям.

Создав свою собственную среду обитания, человек перестал ощущать на себе давление естественного отбора. Более того, присущий людям гуманизм, заставляющий их помогать больным и слабым, действует, очевидно, в направлении совершенно противоположном. Поэтому, если мы признаем, что естественный отбор — это основной или даже единственный формирующий механизм эволюции, то мы вынуждены будем прийти к весьма не утешительным для себя выводам. Человек — вершина эволюции, занимающий передовые позиции биологический вид — должен свое развитие, как биологического существа, прекратить. А это будет означать, что либо биологическая эволюция по большому счету заканчивается вообще, либо на передовые рубежи должны выйти другие животные, которые со временем оставят человека далеко позади. Есть и еще один вариант — заменить естественный отбор искусственным и, тем самым, дать возможность человеку развиваться и дальше. Попытки следовать по этому пути уже были, однако, поскольку такое искусственное улучшение «человеческой породы» часто вступает в такое непримиримое противоречие с тем же гуманизмом, все они были обречены на провал.

Ни один из перечисленных вариантов скорее всего людей не устроит. Поэтому, по логике органических систем, ни один из них, скорее всего, и не реализуется. Гораздо более вероятно, что человечество отнюдь не исчерпало еще возможности своего развития, причем развития не только социального, но и биологического. Достаточно лишь беглого взгляда на развитие спорта, освоение человеком новых территорий, морских глубин и воздушного океана, на массовое увлечение людей бегом, голоданием, закаливанием, дыхательными упражнениями и тому подобными вещами, чтобы сделать вывод, что человек активно осваивает не только свои психические, но также и биологические возможности. Биологическая эволюция человека продолжается и скорость ее сейчас может быть значительно выше, чем раньше. Однако, как она осуществляется и к чему ведет — это вопросы, которые еще только предстоит изучать. Но вначале их надо поставить.


если мы, конечно, не осуществляем целенаправленный отбор, как это делают, например, в спортивных секциях. Да и там со временем происходит размывание качеств — кто-то идет вперед, а кто-то начинает отставать.
(вспомним о распределении явлений каждой развитой органической системы и о том, что способы взаимодействия между растениями и животными представляют собой также органическую систему).

Оглавление:

Предисловие
Введение
Глава 1. Органические системы
Глава 2. Свойства органических систем
Глава 3. Структура органических систем
Глава 4. Развитие органических систем
Глава 5. Взаимодействие органических систем
Глава 6. Силовые и информационные взаимодействия
Глава 7. Отношение «источник — приёмник»
Глава 8. Энергия
Глава 9. Отношение «центр — периферия»
Глава 10. Познание органических систем
Глава 11. Вера
Глава 12. Деятельность органических систем
Приложение 1. Замечательные числа
Приложение 2. «Живая вода»
Приложение 3. «Живое солнце»

 

Rambler's Top100 Православное христианство.ru. Каталог православных ресурсов сети интернет

Разработка и создание сайта - веб-студия Vinchi

®©Vinchi Group