Прежде всего отметим целостность. Казалось бы, это качество присуще не только органическим системам, но и механическим. Скажем, если разобрать телевизор на детали, это будет уже не телевизор. Это так, но тот же телевизор можно вновь собрать, а с организмом аналогично поступить не удастся. Отдельные детали приборов и устройств могут храниться совершенно изолированно друг от друга и это им ничуть не повредит, если же изолировать отдельные части организма, то они довольно быстро погибают. Из этого простого наблюдения можно сделать вывод, что в отличие от механических, в органических системах целостность является очень важным условием устойчивости отдельных органов и подсистем. Целое стабилизирует части.
Другое тесно связанное с целостностью качество — наличие стремления быть самим собой, стремления к индивидуальности. Заметим, между прочим, что для того, чтобы быть обладающей индивидуальностью личностью, человеку совсем не обязательно и, более того, не нужно стараться отличаться от других. Для этого достаточно лишь быть самим собой, достаточно не копировать поведение других, не усваивать в готовом виде чужих знаний, а научиться развивать в себе то ценное, что уже есть и обнаруживать то полезное и хорошее, что в тебе может быть.
У механической системы индивидуальности, естественно, нет. Для нее совершенно безразлично, какая именно из набора одинаковых деталей входит в ее состав. Так и должно быть, ведь машины и всевозможные приборы создаются как раз такими, чтобы сломавшуюся деталь всегда можно было заменить новой. Органической же системе совсем не безразлично, из каких «деталей» она состоит. Более того, чем выше ее организация, тем больше выражена ее способность отличать свое от чужого. В биологии эта способность проявляется, в частности, в явлениях тканевой несовместимости: организм высших животных и человека активно протестует против замены своего, пусть уже негодного, органа чужим, активно пытается его отторгнуть.
Стремление к целостности и индивидуальности не сформировано в органических системах внешними факторами. Оно присуще им изначально. Внешние же воздействия могут лишь способствовать или препятствовать проявлению и развитию этого качества. Так никакое воспитание, никакие внешние условия и требования не могут из отдельных компонент психики, которыми безусловно обладают и животные, «собрать» или сконструировать целостное сознание, сходное с человеческим.
Стремление органических систем к целостности и индивидуальности проявляется, в частности, в великом инстинкте самосохранения, который есть не только у живых существ, — есть он, например, у наших привычек, вкусов, мнений. Любая попытка внешними воздействиями (требованиями, уговорами и т.п.) изменить их встречает активное сопротивление и противодействие. Бывает, что люди продолжают отстаивать явно неверные взгляды даже тогда, когда сами уже начинают в них сомневаться. В этом случае попытки переубедить человека, заставить его понять свою ошибку, как это на первый взгляд не удивительно, могут не способствовать, а мешать отказу от ошибочных представлений. Происходит это так: внешние усилия, направленные на ликвидацию органической системы (в данном случае ложного знания или убеждения), закономерно вызывают ее активное сопротивление и, тем самым, способствуют реализации качеств, присущих ей именно как органической системе. Попытка ослабить, наоборот усиливает ее. Кажется парадоксальным, но, тем не менее, подобные ситуации встречаются не редко. Как часто наши длительные усилия в подобной ситуации не дают никакого результата, а стоит их прекратить, как вдруг все «само собой» образуется; как часто терпим мы поражение, пытаясь кого-то переубедить, перевоспитать, переделать; как часто бывают безуспешны наши попытки побороть свои собственные дурные привычки и наклонности. Но давайте не будем впадать в уныние, если что-то не получается сейчас, — это совсем не значит, что не получится и в будущем.
Постоянно имея дело с разнообразными устройствами, научившись получать с их помощью многочисленные блага, мы твердо усвоили стиль обращения с механическими системами и, увы, постоянно переносим его на ситуации человеческого общения. Разговаривая с людьми, размышляя о тех или иных явлениях жизни, мы пользуемся теми же словами и понятиями, той же логикой, которую мы применяем при изучении механических систем и организации работы с ними, — а вместе со словами происходит и перенос их смысла. И вот человек и животные становятся для нас, если не сложнейшими машинами, то по крайней мере кибернетическими системами. Мысли становятся чем-то вроде предметов домашнего обихода, которые можно иметь или не иметь, которые можно положить на хранение (запомнить) и которые за время этого хранения могут разрушиться… Если люди каких-нибудь примитивных (по нашим понятиям) племен склонны одушевлять все встречающиеся им предметы, вплоть до палки и камня, то современный цивилизованный человек кругом видит и ищет сплошные механизмы и закономерности. Для жизни, души в его взглядах просто не остается места. Ощущать же, что что-то не так, мы начинаем только тогда, когда сталкиваемся с очень большими проблемами. Когда научно организованное, планомерно развивающееся общество приходит к застою, когда наши попытки приспособить природу для своих нужд приводят к экологическим кризисам, когда обнаруживаем вдруг в себе, в обществе утерю духовности — утерю чего-то самого главного, человеческого. Время, в которое мы живем, настойчиво требует восстановить за жизнью ее права. Человек должен вновь научиться видеть и чувствовать вокруг себя живое, должен научиться видеть и развивать «человеческое» в окружающем, — только тогда он сможет осознать это человеческое и в себе. Только тогда он сможет стать человеком… Возможно, знания об органических системах ему хоть немного, но помогут.
Органические системы, как уже сказано, обладают целостностью. Но тогда таким же качеством должно обладать и знание о них, ведь иначе оно не будет соответствовать своему предмету, необходимо подобие.
Приступая к изучению механизмов, мы выделяем их отдельные части, анализируем их взаимное расположение и связь и лишь затем «конструируем» в своем сознании нечто целое — представление о самом механизме. Анализ и синтез — стандартные этапы изучения механических систем. И не только механических. Анализ и синтез — это обычные методы, применяемые современной наукой для изучения любого объекта или явления, но, хотя научный метод применяется везде и всюду, для изучения органических систем он не слишком хорош. И главный недостаток его для этих целей в том, что знание об исследуемом предмете, как о целом, возникает лишь в конце. Нам же нужно, чтобы знание об органической системе обладало целостностью с самого начала; нужно иметь цельный взгляд на жизнь и на изучаемые объекты (хотя многим такой взгляд покажется лишь поверхностным). Более подробно о способе познания органических систем поговорим позднее, а пока попробуем посмотреть вокруг себя этим общим взглядом и попытаемся увидеть тот «лес», который так часто мы не видим за «деревьями»,
Усилиями многих поколений человек создал для себя «вторую природу» — цивилизацию, создал города и заводы, транспорт и связь. Современный городской житель настолько привык к благам цивилизации, что с большим трудом может представить себе, как раньше люди могли обходиться без радио и телевидения, книг и газет, машин и электричества. Однако цивилизация не только дает, но и многого требует: она создана усилиями людей и только благодаря их же усилиям может существовать. А усилия эти не малые…
Естественная природа, наоборот, может жить по своим собственным законам. Она вполне может обходиться без человеческого вмешательства, и, тем не менее, животный и растительный мир при этом развиваются, эволюционируют. В этом смысле природа обладает внутренней устойчивостью. Как было бы хорошо, если бы подобной устойчивостью обладала бы и наша цивилизация. Разве плохо было бы, например, если бы какая-нибудь фабрика работала сама, не требуя от нас напряженного, часто монотонного скучного труда. Разве не естественно для человека желание освободить как можно больше времени и сил для развития науки и искусства, для воспитания детей и для раскрытия своих человеческих возможностей, — понятно, что дело тут не только в лени.
Задача сформулирована. Найден и определенный способ ее решения — это автоматизация, но является ли это решение удовлетворительным? Автоматизация позволяет заменить тяжелый рутинный труд человека работой автоматов, но, освобождая людей от одной работы, автоматизация требует от него другой. Автоматы и автоматизированные системы нужно изготавливать, обслуживать, ремонтировать и на это труда требуется не меньше, причем труда квалифицированного, требующего образования, специальной подготовки, порой достаточно напряженной работы ума. Автоматизация, освобождая человека в одном месте, загружает в другом, загружает не только руки, но и голову.
Механизмы, кроме того, не работают сами, их нужно заставлять работать, требуется внешнее усилие, энергия. Естественно, человек стремится освободить себя и от этой обязанности, и делает он это, перекладывая ее на природу. Если считать природу с ее естественными законами механической системой, то ничего зазорного здесь нет. А если природа представляет собой систему органическую? Если у нее есть свое собственное направление развития, свои интересы, не совпадающие с эгоистическими интересами людей? — Тогда деятельность людей будет ничем иным, как эксплуатацией. Не напоминаем ли мы в этом случае своенравного ребенка, досаждающего бесконечными и все возрастающими требованиями своей матери природе, изматывающего, истощающего ее? Автоматизация, следовательно, сама по себе проблемы не решает. Цивилизация как была механической системой, так механической системой при этом и остается, становится лишь более сложной. Но есть и другой путь — развивать наше общество, промышленность, сельское хозяйство по типу органической системы. Здесь есть свои трудности, попробуем в них разобраться на примере двух предприятий, одно из которых организовано как механическая система, а другое — как органическая.
Предприятие первого типа — механического. Представим себе, что директор этого предприятия задумал уйти в отпуск. Но не тут-то было. Буквально в первые же дни работа этого предприятия начинает разваливаться. Где-то не дано соответствующее указание, где-то не обеспечена доставка сырья и т. п. Оказывается, что все держится на директоре, на его умении нажать, потребовать, заставить, указать — на его личных знаниях, нервах и здоровье. Директор в этом случае представляет собой ту движущую силу, которая заставляет работать весь сложный механизм производства. В то же время он единственный, кто определяет, как предприятие работает.
Теперь посмотрим, что представляет собой предприятие второго типа, предприятие, организованное как органическая система. Если в отпуск уйдет директор этого предприятия, то как будто ничего не изменится, все будут работать, как и раньше, без сбоев и авралов. Директор в этом случае решает прежде всего стратегические задачи, а текущие вопросы разрешаются, как правило, на местах без его вмешательства, поэтому какое-то время такой руководитель может вообще отсутствовать без ощутитимых последствий. Далее, работа на данном предприятии организована так, что люди сами заинтересованы в ее выполнении и их не нужно постоянно заставлять трудиться. Кажется, что директору здесь работать очень легко. Но за этой легкостью должно стоять глубокое знание коллектива и производства умение доверять работающим с ним людям, умение понимать и, когда нужно, принимать чужое решение той или иной задачи, предложенное другим человеком, и еще очень и очень многое… И работа со сложной механической системой, и работа с органической системой требуют от человека многого, но разного.
Следующим достойным внимания качеством органических систем является их внутренняя активность, которая проявляется во взаимодействиях с другими органическими системами, со средой. Взаимодействия эти происходят постоянно, так как никто и ничто не существует вне мира. Вопрос только в том, как органические системы себя при этом ведут. Возьмем для примера поведение человека. В одном случае он, занятый своим делом, может какое-то время никак не реагировать на внешние воздействия, когда же обстоятельства вынудят его наконец что-то предпринять, он может проявить активность, но лишь минимальную, лишь ту, которая позволяет, скажем, избежать данного воздействия. Активность этого типа лишена самостоятельности, она вынужденная, наведенная внешними силами. Возможно и другое поведение. Человек может проявить интерес к воздействующему на него объекту или ситуации, может начать исследовать их, пытаться как-то изменить. Активность такого рода вообще может не быть вызвана внешними причинами, а идти от самого человека. В этом случае мы имеем дело с инициативой. Наведенная активность возможна и у какой-нибудь сложной механической системы. Инициативой же обладают только органические системы — это их специфическое качество.
Если с этих позиций посмотреть на теорию эволюции Дарвина, то окажется, что она является, как минимум, не полной. В соответствии с этой теорией решающая роль в эволюционных процессах отводится естественному отбору, осуществляемому внешней средой, то есть на долю самих живых организмов остается лишь наведенная вторичная активность. Живое лишается инициативы и самостоятельности. До тех пор, пока мы смотрели на мир, ожидая обнаружить лишь механические системы, такой взгляд на эволюцию жизни мог считаться достаточным. Однако, как только нас стала интересовать жизнь в ее специфике, в ее отличии от мира механизмов, теория естественного отбора удовлетворить уже не может.
Активность органических систем в свою очередь имеет такую особенность, как целенаправленность, и это очень важно, потому что без этой особенности она была бы для органических систем просто губительна. Действительно, если вторичная вынужденная активность соответствует минимальной реакции, поведению, при котором тратится минимум сил и энергии, то инициатива предполагает всегда какие-то дополнительные, не вызванные требованиями внешнего окружения, действия. А, следовательно, и дополнительные затраты. Поэтому если эти дополнительные затраты не будут компенсироваться, если поведение органической системы не будет организованным и целенаправленным, то быстро приведет к истощению всех ее ресурсов и гибели.
Инициатива и целенаправленность — два дополняющих друг друга качества. Развитие каждого из них способствует развитию другого. Но это в целом, а в частности бывают и исключения. Так, например, есть люди, разводящие кипучую деятельность, по поводу, совершенно не заслуживающему, на наш взгляд, никакого внимания. Для них цель — сама активная деятельность.
Целенаправленность поведения органических систем тесно связана с их целостностью, определяет ее. Наличие цели позволяет организовывать деятельность, связывать отдельные действия и поступки воедино. Если нет цели, то любое внешнее воздействие может изменить или прервать начатое действие. Так случайный взгляд на витрину магазина может заставить человека зайти туда, может быть даже сделать покупки. Само такое поведение — случайно. Наоборот, цель дает возможность преодолевать возникшие на пути ее достижения трудности, в случае необходимости она заставляет искать какие-то обходные пути, позволяет находить какие-то новые решения, вырабатывать новые способы действия. Животному не нужно иметь чрезвычайно сложной программы, определяющей его поведение в множестве различных ситуаций. Имея цели, оно само изберет (а если нужно, — изобретет) необходимый способ действия, причем такой, который наилучшим способом будет соответствовать конкретной ситуации.
Знание целей органической системы позволяет предсказывать ее поведение. При этом нас может не интересовать, какими именно путями цель достигнута, какие были преодолены преграды, а также многое и многое другое, что в конечном итоге не помешало все же этой цели достигнуть. Достаточно знать главное, — цели и мы будем в состоянии предвидеть очень многие, причем наиболее важные, особенности поведения. В этом смысле для органических систем существует своя специфическая логика — логика цели (или целевая логика). В отношении них не только допустимо ставить вопрос «зачем», часто без этого «зачем» разобраться ни в поведении, ни в строении органических систем вообще невозможно. Ответив же на этот вопрос, мы вдруг ясно начинаем понимать то, что ранее казалось очень смутным и неопределенным.
Целевая логика и понятие об органических системах позволяют иначе взглянуть на многие привычные явления, увидеть новое там, где, казалось бы, ничего нового быть не может. Посмотрим, например, что с этих позиций представляют из себя законы (физические, химические, общественные и т. д.).
Все мы знаем, что научные работники заняты поиском закономерностей. Это главная задача науки, ее цель. Очевидно, что от того, насколько хорошо эта цель определена, насколько хорошо мы представляем чего мы хотим, зависит и конкретный итог научных исследований, их результативность. Вряд ли с этим можно спорить. Так вот, для науки закон это нечто такое, что просто существует. Законы есть — и все, и точка. Закон нельзя отменить, с ним нельзя бороться, нельзя что-то поменять. Ему можно лишь подчиниться или противопоставить другой закон, одному абсолюту противопоставить другой абсолют. По отношению к закону человек находится в весьма странном положении. С одной стороны, он их раб, который в принципе вынужден им всегда подчиняться. Однако, с другой стороны, этот раб иногда способен так столкнуть «интересы» своих хозяев, что может после этого игнорировать и ту и другую сторону. Это такой раб, который способен заставить работать своего хозяина на себя. И делает он это сплошь да рядом. Если попытаться слишком глубоко вникнуть в сей парадокс, с ума можно сойти. И немудрено, ведь имеешь дело с абсолютами. Попробуем теперь подойти к вопросу с другой стороны. Представим себе, что наш мир — не механическая система, а органическая. Тогда все, что в нем существует, включая и его законы, не есть что-то изначально данное. И весь мир, и его законы должны появиться как результат развития, становления. А если законы оформились лишь постепенно, если они менялись вместе с миром, то они должны меняться и теперь. Может быть то, какими они будут хоть в малой степени, зависит от нас?
Рассмотрим для примера законы общественного развития. Были ли они до того, как возникло человеческое общество, до того, как на земле появился человек? — весьма сомнительно. Существуют ли они теперь? — безусловно. Общество с теми закономерностями, по которым оно живет, развивается на наших глазах. Трудно было бы сейчас этого развития не заметить. И мы, люди, конечно принимаем в этом процессе участие. От нас — от кого больше, от кого меньше, но все-таки зависит, каково будет будущее общество, по каким законам будут жить в нем люди. То есть люди не только подчиняются законам, но и формируют их.
Понимание этого момента очень важно, так как от этого зависит, будет ли отношение людей к общественным законам отношением подчинения, или оно будет отношением активного взаимодействия. Если человек видит принципиальную возможность воздействовать на ход событий, он может начать поиск реальных способов такого воздействия. Если же он заранее уверен, что перед ним непреодолимая преграда, то ждать от него попыток эту преграду преодолеть, очевидно, бесполезно. Все общественные нормы и закономерности, какими бы они ни были, основываются на человеческих интересах. Они изменяются с изменением этих интересов и заменяются также только тогда, когда это нужно самим людям. Так что получается, что законы становятся для нас уже не исходной причиной, автоматически определяющей нашу жизнь, а наоборот, сами они оказываются лишь результатом (одним из возможных) взаимодействия интересов людей.
А что если то же самое справедливо и относительно других законов, например физических? Что если за ними тоже стоят интересы, например, тех же атомов? Отмахнуться от такого предположения легко. Мы этих интересов не чувствуем, не знаем и, более того, знать не хотим. Так жить гораздо проще, иначе, признав, что где-то есть интересы помимо наших собственных, можно чего доброго прийти к выводу, что с ними необходимо считаться. И, тем не менее, давайте на минуту такое предположение сделаем. Что это даст? — например закон обратных квадратов в физических формулах гравитационного и электромагнитного взаимодействия.
Представим себя на месте атома. Я — органическая система, которая имеет цель и стремится ее достичь. Я примерно представляю, что мне нужно, но не знаю, что надо делать, чтобы до своей цели добраться, поэтому я начинаю поиск, перебор возможных вариантов. В какой-то момент совершается правильное действие, я взаимодействую с объектом, к которому стремлюсь, и фиксирую свое новое состояние. Спрашивается, как часто будет происходить такое изменение состояния? — по-видимому, обратно пропорционально числу возможных вариантов или пропорционально вероятности правильного выбора. С другой стороны, вероятность правильного выбора направления на частицу, находящуюся на некотором расстоянии от данной, как не трудно догадаться, обратно пропорциональна площади сферы, через эту частицу проходящей и, поскольку площадь сферы равна 4πr², то из этого следует, что скорость изменения состояния (а это не что иное, как ускорение) обратно пропорциональна r²:
a = k/r²
Приведенные рассуждения естественно ничего не доказывают и в лучшем случае их можно рассматривать, как правдоподобные. Однако они наводят на некоторые размышления… а подумать есть над чем. Ведь если наши представления о природе, о мире неверны, причем в очень существенных вопросах, то ошибочным будет и наше поведение. И наоборот, не говорят ли все нынешние проблемы человечества о том, что люди делают что-то не так.
Что мы находим в мире в котором мы живем? — конечно прежде всего то, что ищем. Если мы ищем бездушные законы, управляющие всем и вся, то мы именно такие законы и найдем. Если мы представляем себе мир как огромный сложный механизм, то именно этой стороной он нам и повернется.
А можно обнаружить и нечто другое. Можно в окружающих нас людях, если хорошенько присмотреться, увидеть то самое ценное, что мы ценим в самих себе, почувствовать родственные нам души. Можно в животных увидеть, иногда едва заметные, но наши человеческие черты, сердцем понять, что у них есть свои желания, что они, пусть несколько иначе чем мы, но тоже любят, чувствуют боль, что они живые.
Наверное эксперименты над животными — необходимость. Но надо же понимать, что это жестокая необходимость. Можно ли назвать человеком такого «ученого», который проводя операцию на кролике, причем чтобы не нарушать частоты эксперимента — без наркоза, вдруг решает, что неплохо бы пообедать и «отлучается», спокойно оставляя криком кричащее животное. Скорее, это уже не что иное, как сложный, лишенный всяких чувств механизм для проведения опытов. — Вот до чего может довести не ограниченное никакими моральными запретами стремление знать, и вот как на людях отражается такое знание.
Есть, к счастью, и другое знание. Например, такое, какое мы получаем, когда смотрим передачу «В мире животных», когда читаем книги влюбленных в природу людей, встречаемся с ними. Оказывается, на мир можно смотреть совершенно разными глазами. И действительно, для разных людей мир совершенно разный. Для одних это унылое однообразие, где все главное уже открыто и понято и где существенно нового ничего произойти не может. Для других он наполнен жизнью, полон интереснейшими людьми и яркими событиями, мечтами и достижениями. А мир-то ведь один и тот же.
Наше видение мира, наше мировоззрение — это тоже органическая система, которая стремится сохранить себя, обосновать и доказать свою правоту и свою истинность. Увы, устойчивость, которой оно обладает, часто довольно дорого нам обходится. Приняв за истину лишь ее часть, мы застреваем на ней, не можем видеть то, что в привычные представления не вписывается. И не можем не потому, что не хотим знать то, что есть, а потому, что дорогие для нас представления и сложившиеся установки не дают нам этого сделать. Они по отношению к нам активны и преодолеть их ограниченность можно только активностью.
Каков мир «на самом деле» или, как мы привыкли говорить, объективно? Кое-что понять в этом вопросе позволяет следующий эксперимент. Психологи пришли в школьный класс и провели тестирование умственного развития учащихся. Затем, выбрав случайным образом пять человек, они сообщили учителям, что по результатам их исследования эти пятеро должны в ближайшее время показать отличные результаты в учебе. Неважно, что некоторые из них в тот момент способностями не блистали, зато, как было сказано, у них есть большой потенциал развития. Повторное тестирование было проведено через год и результаты его оказались интересными. Те же самые объективные научные методы показали, что все пятеро резко улучшили свои показатели. Некоторые обогнали даже лучших, год назад, учеников. Авторитет науки оказался действенным.
Каковы же эти пять учеников на самом деле? — сама постановка вопроса в таком виде побуждает нас искать некоторый статический вариант ответа. А эксперимент показывает, что неизменность эта оказывается очень относительной и сохраняется она прежде всего потому, что мы верим в нее и ее допускаем. Нам, однако, важно знать не только, каковы эти ученики. Не менее важно и то, какими они могут быть, что нужно сделать, чтобы их возможности реализовались. То же самое можно сказать о познании нас самих и окружающего нас мира. Важно не только то, что есть, не менее важно то, что может быть, что реально возможно.
Здесь интересно провести аналогию со зрением. Наш глаз устроен так, что на его принимающей поверхности — сетчатке — есть зона с очень плотным расположением светочувствительных клеток. Это центральная зона ясного видения. Кроме того, на сетчатке есть обширная область периферии, где чувствительные фоторецепторы расположены гораздо реже. Благодаря этому человек получает информацию и о том, что есть (сознание фиксирует только те детали, которые попадают в область ясного видения), и о том, что возможно (то, что находится на периферии зрения сознательно обычно не воспринимается). Переводя взгляд с одного предмета на другой, мы как бы переводим возможное (то, чего в сознании еще нет) в действительное (что в данный момент сознанием завладевает).
Что дает нам информация с периферии? — она позволяет заранее выделить там главное, наиболее существенное, и затем перевести взгляд именно на то, что нас интересует. Без этого наш взор блуждал бы самым беспорядочным образом и лишь изредка попадал бы на то, на что действительно смотреть стоит.
С этих позиций те законы, которые ищет и находит наука, обладают для нас лишь ограниченной ценностью. Ведь они описывают исключительно то, что есть. Такие законы, поскольку они неизменны и устойчивы, позволяют их использовать, позволяют знающему их человеку конструировать на их основе ту реальность, которая ему нужна. Однако сконструировать можно только механическую систему, только то, что лишено жизни и что необходимо заставлять функционировать. И не важно, будет ли это станок или какая-нибудь созданная по директиве сверху общественная организация.
С точки зрения органических систем понятие закона имеет другой смысл. Закон — это определенное устойчивое образование, некоторый устойчивый способ поведения или действия. Но устойчивость эта не сама по себе, она существует только постольку, поскольку базируется на интересах органических систем, отражает их. Если же начинают действовать интересы более высокого порядка, то сформировавшиеся ранее законы могут нарушаться, может возникнуть нечто новое. В литературе есть законы жанра, в музыке — законы музыкальной гармонии, в живописи — законы композиции и т. д. Они определяют, что возможно, а что нет, и несоблюдение их приводит, как правило, к результатам довольно жалким. Но не всегда. Когда существующие средства не позволяют выразить новое содержание, художники, музыканты, писатели способны иногда создавать произведения «невозможные» с позиций законов их искусства. Эти произведения часто становятся потом «точками роста», определяют дальнейшее развитие музыки, поэзии, живописи… Правда, выйти из наезженной колеи и проложить свою дорогу удается пока не часто и не многим.
|