ГЛАВА 4. ПРОБЛЕМА ЧЕТЫРёХ ЕВАНГЕЛИЙ

Почему Евангелий четыре? Вопрос этот возникает прежде всего не из-за нужды конкретизировать цифру, а из-за странной «избыточности», которой, казалось бы, не должно быть в Священном Писании. Первые три Евангелия: Матфея, Марка и Луки называют синоптическими, т.е. «согласующимися». В них очень много сходства, причём иногда одно Евангелие буквально повторяет другое. Так, например, Евангелие от Марка содержит только 7 процентов текста, не встречающегося у других евангелистов. Остальные же 93 процента сказанного у Марка можно найти у Матфея и Луки. С точки зрения логики человеческой этот факт объяснить не трудно. Достаточно предположить, что Матфей и Лука писали свои Евангелия, будучи знакомыми с ранее написанным Евангелием от Марка и заимствовали часть своего текста у последнего. Однако, если мы вовремя вспомним о святости Евангелий и о том, что все они написаны одним Духом Святым, т.е. автор у них Один, то такое объяснение нас вряд ли удовлетворит.

Есть ли здесь вообще для нас проблема, не пытаемся ли мы своим «ограниченным» (туда же — «суемудренным», «лжеименным» и т.п.) разумом проникнуть в тайны Божии? Пробуя взглянуть на этот вопрос с точки зрения читателя, который ещё не читал книги далее, я нахожу его вполне обоснованным. Интересно также то, что и для меня самого фактически не было какой-то особо значимой Проблемы четырёх Евангелий. Но не было и отказа от мысли, что «в этом что-то есть». Дальнейшее оказалось неожиданностью и для меня самого. Читая житие великомученика Георгия Победоносца, я вдруг «увидел» там решение, которого, признаюсь, особенно и не искал. Вот описание одного из чудес, совершённых святым:

«В стране Пафлагонской, в городе Амастриде ... была церковь святого Георгия древнейшего времени, очень маленькая с самого начала. Она уже обветшала и готова было вот-вот упасть, и не находилось никого, кто бы или другую, новую построил или эту ветхую поправил или обновил. Так и опустела та церковь, стоявшая, по недостатку тамошних жителей, в небрежении. В ней-то и случилось такое чудо. Там собирались дети и играли в свои игры. Был же среди них один мальчик, которого всегда побеждали прочие и над которым насмехались. И мальчик, очень страдая от этих издевательств, обратил очи свои к церкви святого Георгия и просил: «Святой Георгий! Помоги и мне победить, а я принесу тебе в церковь вкусный пирог». И тотчас начал он одолевать прочих детей в играх, победил раз и другой, и много раз оказался сильнее других. Тогда он пошёл к матери своей и сказал, что обещал в дар святому пирог; и очень просил её о пироге, чтобы исполнить свой обет святому Георгию. Чадолюбивая мать, к тому же особо почитавшая мученика, скоро исполнила просьбу ребёнка и дала ему пирог, вкусный и тёплый. Он же, принеся пирог в церковь,положил перед алтарём и, сотворив поклон, ушёл.

В это время проходили мимо четыре купца. Они вошли в церковь поклониться святому Георгию и нашли прекрасный пирог, ещё тёплый и испускающий благовонный пар. И говорили купцы меж собой: «Не нужен этот пирог святому, давайте съедим его, а вместо него положим фимиам. И когда они съели пирог и хотели выйти из церкви, то не могли найти церковных дверей, ибо двери им казались стеною. И так как не могли они выйти, то положили ещё по серебрянику, но всё-равно не вышли. Тогда положили они золотую монету и, помолившись святому, чтобы дал им выход, снова потерпели неудачу, поражённые слепотою. Наконец все четверо положили по золотому и стали горячо молиться, и тогда обрели выход, ибо обнаружили, что двери церковные открыты, и можно пройти беспрепятственно. Эти-то золотые и серебреники положили начало сборам на обновление той церкви, ибо слух о чуде прошёл по всей стране, и многие благочестивые люди, давая достаточно золота и серебра, основали новую большую каменную церковь, украсили её благолепно и приобрели необходимую утварь. И совершались в той церкви чудеса преславные во славу Христа Бога, в похвалу же святого великомученика Георгия.»

Предположим, что четыре купца — это четыре евангелиста. Соответственно деньги, которые они дают святому — это то, что человек получает от прочтения Евангелий. Четыре серебряника соответствуют четырём Евангелиям, прочитываемым независимо друг от друга. При этом каждое из них даёт цельное изложение событий жизни, распятия, смерти и Воскресения Христа. Но когда мы читаем четыре Евангелия, сопоставляя их друг с другом, у нас возникает много вопросов, т.к. евангельские события изложены у разных евангелистов по-разному, иногда как бы даже противореча друг другу. Попыткой разрешить эту проблему было составление Согласования Четвероевангелия, где события жизни Христа изложены в хронологической последовательности. Согласование Евангелий — это один золотой, который четыре купца дали Георгию от всех вместе. Тем не менее, вопросы остались. Как, например, согласовать тот факт, что у Марка сказано: Иисуса распяли в третьем часу (Мк. 15,25), а согласно Иоанну, в шестом часу ещё только заканчивался суд у Пилата (Ин. 19,14)? Неужели один из Евангелистов допустил ошибку? И что могут означать четыре золотых, которые в конце дали купцы Георгию?

Допустим, что существует ещё один способ прочтения Евангелий, который как раз и даёт нам «четыре золотых». Если, например, у нас есть некая общая идея, связывающая все четыре Евангелия, то различия между ними могут наполнить эту общую идею конкретным содержанием. И тогда разночтения Евангелий могут оказаться не досадной помехой, а источником новых смыслов.

У евангелиста Марка Господь, рассуждая о грядущем Пришествии Своём, рассказывает притчу:

«...подобно тому как бы кто, отходя в путь и оставляя дом свой, дал слугам своим власть и каждому своё дело, и приказал привратнику бодрствовать. Итак, бодрствуйте; ибо не знаете, когда придёт хозяин дома: вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру; чтобы, придя внезапно, не нашёл вас спящими.»
(Мк.13,34-36).

Попробуем сопоставить четыре Евангелия четырём указанным в притче моментам: вечеру, полночи, пению петухов и утру. Вечером и утром есть свет; только в одном случае он идёт на убыль, а в другом усиливается. Соответственно этому, Евангелия от Матфея и от Иоанна Богослова написаны ближайшими учениками Христа, который есть «Свет истинный» (Ин. 1,9). Евангелие от Марка соответствует полночи. И действительно, содержательно оно гораздо беднее всех остальных. Да и само имя Марк означает «сухой, увядающий». Согласно преданию, Марк писал своё Евангелие со слов апостола Петра, а Лука — со слов апостола Павла, т. е. их свидетельство косвенное. Тем не менее, Евангелие от Луки вновь очень полное и намного богаче, чем Евангелие от Марка. Это «крик петуха», который, подобно Иоанну Предтече, «не ... свет, но ... послан, чтобы свидетельствовать о Свете» (Ин. 1,8). Интересно и то, что при таком подходе становится понятным, почему Евангелие от Марка содержит так мало «своего» материала. Соответствующее полночи, оно есть память о прошлом свете (соответствие Матфею) и предвосхищение будущего свидетельства о свете новом (соответствие Луке). В то же время, этот, присутствующий только у Марка, материал может оказаться очень важным для понимания всех четырёх Евангелий. Ведь и упоминание о четырёх периодах мы обнаружили именно у Марка.

Обратим теперь внимание на то, что, если из упомянутых четырёх периодов взять первый и последний, то получим: «и был вечер, и было утро...», т.е. речь идёт о новом дне творения. Но теперь мы имеем не только начало и конец, как это описано в книге Бытия. Теперь мы знаем также о том, что происходило ночью и о том, что утро наступает не внезапно, но предваряется «пением петухов». Если же мы сопоставим утро со Вторым Пришествием Христа, то получим, что упомянутые четыре периода относятся к жизни нашей Церкви, начало Которой было положено «вечером» — на тайной вечери. Затем было погружение во тьму ночи, которое вначале отнюдь не воспринималось как уход во тьму. Подобно тому, как ребёнок, когда растёт и взрослеет, — кажется, только приобретает, также росла и взрослела Церковь. Тем не менее, ребёнок, взрослея, двигается к своей старости и смерти.  Также и Церковь, удаляясь от событий, которые Она постоянно воскрешает в своей памяти, тем не менее, эту память постепенно теряла, погружаясь во тьму  забвения. Другой образ того, что происходит, когда сам Свет заменён образом Света, памятью о Нём — это события, происшедшие после накормления 5000 человек пятью хлебами и двумя рыбами: «... понудил Иисус учеников Своих войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону» (Мф. 14,22). Затем, как мы знаем, была буря и ученики, поскольку были без Господа, едва не утонули. Однако, всё же, благодаря Христу, они не погибли.

Следующий период -»пение петухов» — соответствует времени, непосредственно предшествующему Второму Пришествию Господа. Оно даёт возможность спящим проснуться и подготовиться к встрече. Как Петра крик петуха побудил к покаянию (Мф. 26,74-75), так он может призвать к покаянию и нашу спящую совесть. Здесь опять вспоминается Предтеча  со своим призывом: «покайтесь; ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 3,2).

Крик петуха,  — это, по-видимому, то же самое, что и раздавшийся в полночь крик: «вот, жених идёт, выходите навстречу ему» (Мф. 25,6), который дал возможность мудрым девам поправить свои светильники и достойно встретить жениха. То есть, хотя Господь и говорил, что никто не знает о дне и часе Его Второго Пришествия, Он, тем не менее ясно указывал, что будут признаки, предвещающие это Событие: «От смоковницы возьмите подобие: когда ветви её становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето.» (Мф. 24,32).

Важно отметить, что пение петухов раздаётся неожиданно в полночь, когда тьма сгустилась настолько, что о свете уж и не помышляют. То есть здесь люди вновь оказываются на распутье: кому верить, своим ли глазам, которые видят только тьму, только умножающиеся беды и скорби или «петуху» возвещающему, что скоро утро. И это состояние раздвоенности тоже нам обещано Христом: «Люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную ... Когда же начнёт это сбываться, тогда восклонитесь и поднимите  головы ваши, потому что приближается избавление ваше.» (Лк. 21, 26-28). Какой путь, услышав «пение петухов», выберем мы: пробудимся и радостно пойдём навстречу Свету или будем с тоской и страхом продолжать готовиться пережить ещё большую тьму?

Последний период  — утро. Ему соответствует Евангелие от Иоанна. И видно, сколь сильно оно отличается от трёх других синоптических Евангелий. Здесь Господь уже не говорит притчами. Здесь Он прямо раскрывает перед людьми великие тайны Своего единства с Отцом и нашего грядущего единения в Боге. То есть Христос пытается показать нам то, что мы увидим, когда Царствие Божие явится нам в своей силе.

Какой период переживаем сейчас мы? Как  хотелось бы, конечно верить, что ночь кончается и скоро утро, что приближается «избавление наше». Однако и обмануться не хочется, ведь сколько раз уже люди устремлялись за иллюзорной мечтой и сколько раз им приходилось испытывать очень горькое разочарование. Поэтому к предположениям будем относиться осторожно, но в то же время постараемся и не закрывать глаза на то, что действительно есть. Когда мы пытаемся как-то предугадать будущее, то обычно ищем каких-то внешних признаков или знамений времён. Однако вот что говорит Господь, обращаясь к народу: «Лицемеры! лице земли и неба распознавать умеете; как же времени сего не узнаете? Зачем же вы и по самим себе не судите, чему быть должно?» (Лк. 12,56-57). То есть помимо внешних свидетельств есть ещё и внутреннее «свидетельство Истины» и на наш вопрос о временах должно ответить, прежде всего, оно.

Как бы кто ни относился к моей вере в то, что мы сейчас переживаем период «пения петухов», тем не менее, она есть, и в настоящее время вера эта из смутного чувства выросла в достаточно обоснованную уверенность. Посмотрим же, как «работает» предположение о том, что «время близко». Займёмся непосредственным сравнением Евангелий, полагая, что нашему времени соответствует Евангелие от Луки.

Прежде всего, обратим внимание на то, что смущавшая нас история о проклятии смоковницы есть у Матфея (Мф. 21,18-22) и у Марка (Мк. 11,12-14 и 20-23), но отсутствует у Луки и Иоанна. Кроме того, особенно «неприятная» фраза о том, что «не время было собирания смокв» находится только у Марка (Мк. 11,13). Если учесть, что Евангелие от Марка соответствует «ночи», смысл этого уточнения становится вполне понятным, — это иначе выраженное, но то же самое утверждение о том, что человек находится в наибольшем удалении от Света, когда принести плоды Богу труднее всего.

В то же время и в Евангелии от Луки есть притча о бесплодной смоковнице. Однако направленность её обратная. Если у Матфея и Марка бесплодная смоковница проклята, то у Луки всё делается для того, чтобы смоковница всё же плод принесла (Лк. 13,6-9). В связи с этим хочется попробовать как-то ответить тем людям, которых смущает сам факт попытки толковать Священное Писание. Та «дерзость» с которой я берусь объяснять (прежде всего для себя самого) те или иные места Библии, основывается не на том, что я полагаю себя святее святых отцов ранее толковавших Писания. Не я толкую, не я открываю какое-то новое понимание; это новое понимание открывается. И происходит это не вследствие каких-то особых заслуг автора, а благодаря тому, что «время пришло».

Что касается смоковницы, то речь здесь идёт, по-видимому, о человеке верующем. Когда Апостолы просили Господа умножить в них веру,  Он ответил: «если бы имели веру с зерно горчичное и сказали смоковнице сей: «исторгнись и пересадись в море», то она послушалась бы вас.» (Лк. 17,6). Какая связь между перенесением смоковницы из земли в море с умножением веры? Да и само указание на то, что нужно сделать со смоковницей тоже звучит странно. Зачем её нужно пересаживать в море? Если, однако, мы предположим, что Христос, отвечая Апостолам, не просто советовал устроить демонстрацию силы веры, а действительно ответил на их вопрос, то тогда смысл высказывания мог быть следующий. Земля — это собрание вод, ставших в свои места. (Быт. 1,9-10). Море же, наоборот, — вода «неопределившаяся», не нашедшая ещё своего места. Под морем в Церкви обычно подразумевают жизнь мира сего (Напр. в известном ирмосе 6 гласа говорится: «житейское море, воздвизаемое ... напастей бурею»). Тогда совет Христа с языка притч можно перевести так: «если у вас есть вера в Царство Небесное (которое «подобно зерну горчичному» (Мф. 13,31)), то удалитесь от того, что для вас ясно и понятно, и пойдите в мир с его неустроенностью и проблемами. Если устоите в вере, то она окрепнет.» Плоды же смоковницы — это плоды веры, которых и ждёт от нас Господь.

Появление притчи о смоковнице, от которой ждут плодов, в Евангелии от Луки, по-видимому, свидетельствует о том, что вера наша сейчас тщательно оберегается и, более того, ей оказывается всяческая поддержка и забота со стороны «виноградаря».

Другое свидетельство особой заботы о людях последних времён мы находим при сопоставлении притчи о заблудшей овце в Евангелиях от Матфея и от Луки. В обоих случаях пастырь оставляет девяносто девять овец и идёт искать одну заблудшую. Но у Матфея сказано: »если случится найти её»(Мф. 18,13), то радуется о ней, а у Луки пастырь ищет овцу «пока не найдёт её. А, найдя возмёт её на плечи свои с радостию» (Лк. 15,4-5).

Сопоставление этих двух притч выявляет ещё такую особенность, что у Матфея пастырь, отправляясь искать заблудшую овцу, оставляет остальных «в горах», тогда как у Луки говорится о «пустыне». И это, по-видимому, не случайность. Например,  хорошо известное обращение к ученикам, которое мы называем нагорной проповедью (Мф. 5,2-12), у Луки произнесено «на ровном месте» (Лк. 6,17). Да и сказано оно уже не избранным ученикам, а всем людям. Что могут означать эти особенности двух Евангелий? — Упоминание о пустыне и о ровном месте мы встречаем у пророка Исаии: «Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу,прямыми сделайте в степи стези Богу нашему; всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими; и явится слава Господня, и узрит всякая плоть спасение Божие» (Ис. 40,3-5). Это место цитируется у Луки в связи с той задачей, которую предстояло выполнить Иоанну Крестителю. Именно он, подготавливая путь Господу, должен был неровные пути сделать гладкими. Возвращаясь теперь к сравнению двух Евангелий и соответствующих им периодов жизни Церкви, мы можем сделать вывод, что к моменту «пения петухов»  труд Иоанна Крестителя оказывается завершённым. Пути Господу сделаны прямыми.

Сравним теперь две, с одной стороны, очень сходные, а с другой — заметно отличающиеся друг от друга притчи: о талантах (Мф. 25,14-30) и о  минах (Лк. 19,11-27). Общий смысл у них один: данные нам от Бога дары мы обязаны приумножить. Однако в одном случае даётся много (таланты) и по-разному («каждому по его силе»), а в другом — мало (мины), но всем поровну. Опять в Евангелии от Матфея мы встречаем «горы» (пять талантов) и «низины» (один талант), а в Евангелии от Луки «место ровное» (всем по одной мине).

Когда же пришло время отчитываться о том, как использованы деньги, результат в двух притчах тоже оказался разным. У Матфея те, кто заслужил похвалу господина, к данному им богатству прибавили столько же. Кому было дано пять талантов, приобрёл ещё пять, а кому два — ещё два. Иначе у Луки.  Хотя получили все одинаково, по одной мине, приобрели же на неё по-разному: один десять, другой пять мин. Если посмотреть на эти особенности двух притч с точки зрения характеристики раннего и позднего христианства, мы увидим, что в первые века дары Духа Святого давались избирательно и изобильно (ценность таланта намного превышает ценность мины), тогда как сейчас даётся меньше и гораздо более равномерно. С другой стороны, по возможности преумножить данное богатство последние времена намного превосходят первые.

Чтобы понять, чем определены такие различия, вспомним, что последние времена названы временем жатвы, тогда как в первые века сеялось и слово Божие (проповедь Евангелия) и сами сыны Царства («Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу»  (Лк. 22,31)). Когда сеятель выходит сеять, он должен иметь много зерна, которое нужно разбросать. Максимум, что он может сделать, — это хорошо выполнить своё дело, т.е. разбросать все данные ему семена. Кому дано на пять талантов этим приобретает ещё пять, кому два,- приобретает два. Другое дело во время жатвы. Здесь важно не богатство (много зерна), а наоборот, нищета («Блаженны нищие духом; ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5,3)). Жнец должен иметь обширные житницы, куда он мог бы собрать урожай. Иначе он окажется в положении безумного богача из притчи, рассказаной Господом в Евангелии от Луки (Лк. 12,16-21). При наличии же таких житниц жнец может собрать столько, сколько позволят ему силы и умение, ибо «жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9,37; Лк. 10,2). Наличие же других жнецов не только не ограничивает возможностей каждого собрать много, но, по-видимому, наоборот, каждому из жнецов работу облегчает, ибо далее Господь говорит: »молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою» (Мф.  9,37; Лк. 10,2).

Различие времён обнаруживается не только в том, насколько успешно исполняли своё дело рабы. О господине сказано тоже по-разному. У Матфея: «...человек ... отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение своё» (Мф. 25,14). Вернулся же он «по долгом времени» (Мф. 25,19). У Луки, помимо того, что мы узнаём о господине, есть также указание и на близость Царствия Божия: «Когда же они слушали это, присовокупил притчу: ибо Он был близ Иерусалима, и они думали, что скоро должно открыться Царствие Божие. Итак сказал: некоторый человек высокого рода отправлялся в дальнюю страну, чтобы получить себе царство и возвратиться.» (Лк. 19,11-12).

На последнее обстоятельство стоит обратить внимание. Человек, отправившись в дальнюю страну, получил царство и вернулся. А как же царство? Может быть, вернувшись, он оставил его, отказался? Ведь не мог же он взять его с собой. Но зачем тогда было получать? Или, получив целое царство он вернулся всего лишь затем чтобы взыскать со своих рабов каких- то несколько жалких мин?  Очевидно, при ближайшем рассмотрении мы столкнулись с очередным парадоксом.

Разрешить этот парадокс можно, если предположить, что речь в притче идёт о Самом Христе и Его Царстве. Особенность этого Царства в том, что это Царство любви. А любовь нельзя завоевать, её можно только получить. Именно для того, чтобы мы, люди захотели, чтобы Господь царствовал над нами, чтобы мы сами завоевали для Него Царство и пригласили Его к себе, Он и должен был удалиться. Получает Он Царство, удалившись, а когда возвращается, — возвращается уже в область, принадлежащую Ему, в Своё Царство.

Есть в притче о талантах и притче о минах ещё некоторая любопытная деталь, а именно: человек не сумевший принести господину своему прибыль в притче о талантах зарывает данный ему талант в землю, а в притче о минах прячет мину в платок. Оказывается, что даже и эти «мелочи» не случайны. Однако, прежде чем разбираться с ними, нам придётся отвлечься и поговорить о некоторых других особенностях, отличающих Евангелия друг от друга.

В Евангелии от Иоанна рассказывается о том, как Иисус во время тайной вечери умыл ученикам своим ноги. Обычно мы рассматриваем этот эпизод как урок высочайшего смирения, который Христос преподал Своим ученикам. Но только ли здесь нравственный урок и ничего более? Почему тогда, на, казалось бы естественный, протест Петра Господь отвечает очень строго: «если не умою тебя, не имеешь части со Мною» (Ин. 13,8)? Ответ мы найдём несколько далее. Когда Петр просил омыть не только ноги, но и руки и голову, Иисус отказался и ответил: «омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь» (Ин. 13,10). То есть здесь присутствует указание на то, что омовение ног завершает общее омовение. Упоминание о конце мы встречаем и немного ранее, когда, как сказано, Иисус «явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их» (Ин. 13,1).

Как каждое дело, очищение тела от грязи имеет своё начало и свой конец. Вначале начинают мыть голову (Пётр просил умыть лицо) и заканчивают умовением ног. То есть голова  — это символ начала дела («главный»=«начальник»), а ноги, основание — это символ его завершения, исполнения. В нашей повседневной речи мы часто путаем, не различаем два очень важных, но, тем не менее разных понятия: «главное» и «основное». Мы можем об одном и том же деле сказать: «это главное дело моей жизни», а можем также уверенно утверждать «это основное моё занятие». Как сеяние и жатва, хотя вместе и образуют одно дело, тем не менее друг от друга отличаются вплоть до противоположности, также отличаются начало и конец, главное и основное.

Обратим теперь внимание на то, что у Матфея и у Марка женщина помазала драгоценным миром голову Иисуса (Мф. 26,6-13; Мк. 14,3-9), а у Луки и Иоанна — ноги (Лк. 7,36-50; Ин. 12,1-8). Казалось бы, безусловно речь идёт, как минимум, о двух разных событиях. Однако как много в них общих деталей, которые наталкивают на мысль, что эти случаи связаны друг с другом, образуя некое единство. Кроме того, в Евангелии от Луки есть эпизод, в котором некий фарисей соблазнился тем, что Иисус позволяет прикасаться к себе грешнице. Вот что отвечает ему Христос: «Я пришёл в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал; а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла. Ты целования Мне не дал; а она, с тех пор как Я пришёл, не перестаёт целовать у Меня ноги. Ты головы Мне маслом не помазал; а она миром помазала Мне ноги...» (Лк. 7,44-46). Ноги, ноги, ноги... Акцент, сделан столь выразительно, что просто требует обратить на себя внимание. Если теперь исходить из символики: «голова» — начало, «ноги» — конец, то получается, что два первых Евангелия относятся к начальному этапу истории Церкви, а два вторых — к завершающему. Подтверждение этому находим, во-первых, у Марка: «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия» (Мк. 1,1). Во-вторых, у Луки: «...рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твёрдое основание того учения, в котором был наставлен.» (Лк. 1,3-4).

Не только ноги и голова, но и весь человек, поскольку создан он по образу Божию, есть символ. Глядя на этот символ, мы обнаруживаем и ещё одну важную связь. Головой человек устремлён в небо, а ногами опирается на землю. То есть небо — это символ начала, а земля — символ завершения любого явления. Любого, — потому что универсальность эта следует из первой фразы книги Бытия: «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1,1).

В этом месте хочется приостановиться и сделать одно замечание, которое, может быть, нужно было сделать даже и раньше. Когда соприкасаешься с очень глубокими вопросами бытия, иногда могут приоткрыться «источники великой бездны» (Быт. 7,11), т.е. может нахлынуть такой поток неопределённых, но кажущихся важными мыслей, что в них можно запросто утонуть или попросту сойти с ума. Чтобы этого, не дай Бог, не случилось, нужно уметь вовремя остановиться и перестать думать в опасном направлении. Как за руль автомобиля опасно садиться, не зная, где находятся тормоза и как ими пользоваться, также, и даже более, опасно углубляться умом в тайны бытия, не зная меры дозволенного.

Вернёмся теперь к притче о талантах и притче о минах. В притче о талантах человек, который не получил прибыли для своего господина свой талант зарыл в землю. Если земля символизирует конец дела, то это означает, что человек духовные дары (таланты) данные ему от Бога на то, чтобы поделиться ими с другими людьми (т.е. посеять), оставил себе (пожал). Наоборот, в притче о минах человек, не исполнивший дело господина своего, положил свою мину в платок. Платок указывает нам на голову, т.е. на начало. (в истории воскрешения Лазаря: «лице его обвязано было платком» (Ин. 11,44); после Воскресения Христа Пётр видел во гробе «плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий» (Ин. 20,7)) Следовательно, вместо того, чтобы самому воспользоваться полученным даром и тем преумножить его, человек попытался «посеять» его, т.е. передать другим. Как это похоже на современных неофитов, которые, почерпнув лишь крупицу из сокровищницы Церкви, вместо того, чтобы понять полученное и самим исполнить, торопятся всех обратить в свою веру!

Замечательно, как мелкие, кажущиеся незначимыми, детали становятся на свои места и оказываются очень важными и значимыми. Ведь действительно, если мы будем делать всё некстати и не вовремя (пытаться собрать урожай когда ещё ничего не посеяно и сеять, когда время собирать урожай), то вместо пользы, мы получим один вред. И чем более будем стараться, — тем больше навредим себе и другим.

Поняв же, что и «мелочь», если она правильно нами понята, может сказать нам нечто важное, обратим внимание и ещё на одно небольшое различие двух притч. В обеих притчах негодный раб оправдывает своё бездействие своим страхом, ибо он знал, что господин его «человек жестокий». Однако ответ господина в двух притчах несколько отличается. В притче о талантах раб наказывается именно за бездействие: «лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял и собираю, где не рассыпал; посему надлежало тебе отдать серебро моё торгующим; и я придя, получил бы моё с прибылью» (Мф. 25,26-27). В притче же о минах акцент делается на другом: «твоими устами буду судить тебя, лукавый раб!...» (Лк. 19,22). То есть вина лукавого раба состоит прежде всего в том, как он думал о своём господине. Действительно, рабы, которые приумножили богатство своего господина, получили неизмеримо больше того, что господину дали сами. Можно ли такого господина называть человеком «жестоким»!? На последнее обстоятельство следует обратить особое внимание, т.к. притча о минах рассказана в Евангелии от Луки, соответствующем нашему времени. Многие верующие со страхом ждут «Страшного суда» и, естественно, боятся Судьи. Но дело в том, что бояться нам нужно прежде всего самих себя: во-первых, нашего ложного представления о Судье, которое заставляет нас бояться Его, а не любить и, во-вторых, нашей лени и лукавства, не дающих нам хорошо поработать и собрать урожай для самих себя!

Ранее уже говорилось о том, что когда наступает время жатвы земледелец должен коренным образом изменить своё поведение. До этого нужно было уметь терпеливо ждать, а теперь наступает время активной деятельности. Для того, чтобы понять, сколь сложен этот переход, достаточно вспомнить как хранители и исполнители (кем они себя почитали) Закона восприняли появление Христа. Он пришёл как истинный Исполнитель Закона, — а Его восприняли как разрушителя Его. Поэтому, если мы вновь заговорили о Жатве, о том, что пришло время и появилась (созрела) возможность исполнить уже Новый Завет, мы обязаны обратиться в прошлое и по максимуму попытаться извлечь для себя урок из происшедших 2000 лет назад событий. Иначе Христос вновь нами будет распинаем.

Чтобы человек поверил, что пришло время жатвы, и вышел на нивы для сбора урожая, что-то должно его на это вдохновить. Однако действие нового Духа — нового, для людей, не имеющих Его, и для мира, забывшего Его — может оказаться разным для разных людей. «Не вливают ... вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают. Но молодое вино вливают в новые мехи, и сберегается то и другое.» (Мф. 9,17). У Луки сказано почти то же, но добавлено: «И никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого; ибо говорит: «старое лучше» (Лк. 5,39). На это замечание стоит обратить внимание. «Старыми» мехи (читай — люди, которые есть вместилище «вина» — Духа Святого) становятся не из-за того, что они обветшали за древностию. Cтарыми являются уже те, которые только что вкусили сладость старого вина. То есть причиной старения или обновления человека является тот дух, который этот человек в себя принимает. Потому то Господь и обещал Своим ученикам скорби, что Он дал им нового Духа, то и дело прорывающего старые мехи и требующего, чтобы и сам человек обновлялся, становился соответствующим новому Духу.

Как происходит обновление старого? Можно, например, дыру в ветхой одежде пытаться залатать, приставив к ней заплату. Однако Господь следовать по этому пути не советует, указывая, что ничего хорошего из этого не получится. Но, хотя эта рекомендация обща для всех синоптических Евангелий, есть между ними и замечательные различия. У Матфея и Марка Господь ограничивается лишь указанием на безуспешность попыток латать дыры в старой одежде: «И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небелёной ткани; ибо вновь пришитое отдерёт от старого, и дыра будет ещё хуже.» (Мф. 9,16; Мк. 2,21). У Луки же мы обнаруживаем нечто большее: «никто не приставляет заплаты к ветхой одежде, отодрав от новой одежды; а иначе и новую раздерёт, и к старой не подойдёт заплата от новой.» (Лк. 5,36). «Небелёная ткань» у Матфея и Марка превращается в «новую одежду» у Луки. Дело обновления завершено, но завершено не путём переделывания старого, а появлением готового нового. Кстати, у Луки же мы обнаруживаем слова сказанные Христом: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17,21). Причём замечательно, что сказаны они не избранным ученикам, а фарисеям.

Отличительной особенностью Евангелия от Луки является также упоминание о том, что Господь исцелил рабу первосвященника ухо, отсечённое ему Пётром. Это замечание, по-видимому, свидетельствует о том, что в период «пения петухов» у людей может появиться новое слышание, до этого заблокированное другим слышанием или буквальным пониманием  — Петром (его первое имя Симон означает «слышание»). На то же самое появление нового понимания может указывать и другой отрывок, имеющийся только в Евангелии от Луки. После Воскресения Господь, во-первых, через преломление хлеба открыл удержанные до этого глаза двум Своим ученикам (Лк. 24,31). И, во-вторых, отверз ученикам «ум к уразумению писаний» (Лк. 24,45).

На моменте разумения следует, наверное, остановиться подробнее, так как разумение или понимание — это и есть жатва слова Божия. Посмотрим, что и как в разных Евангелиях сказано о наибольшей заповеди. У Матфея: «...законник, искушая Его, спросил, говоря: Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим»: сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: »возлюби ближнего твоего, как самого себя». На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки.» (Мф. 22,35-40). Теперь, у Марка: «Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошёл и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: «слушай Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею»: вот первая заповедь. Вторая подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Иной большей сих заповеди нет. Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем, и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия.» (Мк. 12,28-34). И теперь третий отрывок из Евангелия от Луки: «...один законник встал, и, искушая Его, сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?  Он же сказал ему: в законе что написано, как читаешь? Он сказал в ответ: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя». Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай и будешь жить» (Лк. 10,25-28).

Первое, на что обратим внимание, сравнивая эти три отрывка — это постепенное усвоение человеком того, что сказано Богом. Действительно, у Матфея Иисус, будучи спрошенным, отвечает Сам, у Марка книжник подтверждает сказанное Христом, при этом несколько неточно (иной порядок), а у Луки вместо ответа Господь требует, чтобы законник ответил сам и уже Он лишь подтверждает сказанное. Такой сдвиг акцента от божественного к человеческому не случаен. Посмотрим, например, что сказано об Иисусе присутствовавшим при Его распятии сотником. У Матфея: «воистину Он был Сын Божий» (Мф. 27,54); у Марка: «истинно Человек Сей был Сын Божий» (Мк. 15,39) и у Луки: «истинно человек этот был праведник» (Лк. 23,47)

 Далее, возвращаясь к наибольшей заповеди, мы обнаруживаем, что по сравнению с другими синоптическими Евангелиями, у Матфея почему-то опущены слова о необходимости возлюбить Господа всею крепостию... Может быть, потому, что этой крепости пока ещё нет? Но самое интересное обнаруживается, когда мы сами обратимся к ветхозаветному Закону и посмотрим, что сказано там. Оказывается, в нескольких местах книги Второзаконие (напр. Втор. 10,12) и в книге Иисуса Навина (Ис.Нав. 22,5) говорится о том, что Господа нужно любить всем сердцем и всею душею и лишь в одном месте добавляются слова о любви к Богу всеми силами (Втор. 6,5). О необходимости любить Бога всем разумением в Ветхом Завете ничего не сказано; это указание появляется только в Новом Завете! Выглядит это довольно странно...

Странности и загадки, однако, есть не только в Евангелиях. Например в послании Апостола Павла к Римлянам говорится: «я не стыжусь благовествования Христова; потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во-первых, Иудею, потом и Еллину» (Рим. 1,16). Прежде всего, странно, почему в послании к Римлянам вдруг особо выделены Еллины. Кроме того, эта фраза: «во-первых, Иудею, потом и Еллину» встречается несколько раз и, очевидно, порядок, в котором они поставлены, не случаен. Означает ли это, что Иудеи имеют у Бога преимущество по сравнению с Еллинами, а те, в свою очередь, в чём-то лучше других народов? — Вряд ли, т.к. это противоречит духу евангельской проповеди, да и сам Павел в послании к Колоссянам пишет, что в новом человеке «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всём Христос.» (Кол. 3,11) Другое дело, если речь идёт не о преимуществе, а об определённом порядке следования во времени, особой роли того и другого народа. Причём речь может идти не о народе как таковом, а о народе — носителе определённого качества. Так, в первом послании к Коринфянам  Апостол Павел пишет: «Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость.» (1 Кор. 1,22-24) То есть Иудей — это тот, кто в Боге ищет силу, а Еллин — тот, кто в Боге ищет премудрость. Тогда упомянутая фраза: «во-первых, Иудею, потом и Еллину» будет означать то, что Бог открывает Себя вначале Своей силой, а затем открывается мудрым.

Вернёмся теперь к Евангелиям. У Иоанна Богослова, когда он описывает вход Господень в Иерусалим, есть упоминание о пришедших на праздник Еллинах: «Из пришедших на поклонение в праздник  были некоторые Еллины. Они подошли к Филиппу, который был из Вифсаиды Галилейской, и просили его, говоря: господин! нам хочется видеть Иисуса. Филипп идёт и говорит о том Андрею; и потом Андрей и Филипп сказывают о том Иисусу. Иисус же сказал им в ответ: пришёл час прославиться Сыну Человеческому» (Ин. 12,20-23). На первый взгляд, странный ответ, ибо никакой причинно-следственной связи его с тем, что сказали Апостолы, как будто нет. Потом Иисус говорит о своей смерти. И далее: «Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришёл» (Ин. 12,27). Незначительный, казалось бы, факт — какие-то люди хотели увидеть Христа. Сколько их уже было, желавших видеть Его! Однако, этот случай — совершенно особенный. Не потому ли, что Господа пожелали увидеть ищущие мудрости и стремящиеся к пониманию? Да, попытки понять Бога страшны, ибо чреваты появлением множества соблазнов и ложных толкований, а следовательно, — ересей и расколов. Однако Господь к нам и пришёл именно ради того, чтобы в конце концов оказаться понятым!

Далее Христос говорит: «Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон» (Ин. 12,31). Очевидно, фраза эта относится к Концу времён. Мы видим, что всё как будто пропитано мыслью о Конце. Конечно, это не случайно, ведь и события все развиваются в Иерусалиме — «Подножии (символ конца) мира», о котором Господь сказал странную, но в контексте Конца вполне понятную, фразу: «не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима» (Лк. 13,33). И опять мы видим связь Конца с появлением «Еллинов» — людей, ищущих мудрости, с их желанием увидеть Иисуса. Почему столь важно понимание? — Да, по-видимому, потому, что не поняв Христа, невозможно исполнить Его заповеди и Его волю.

Как было сказано немного ранее, требование возлюбить Бога всем разумением появилось в формулировке наибольшей Заповеди лишь в Новом Завете. Это, однако, не значит, что человек Ветхого Завета пренебрегал разумом. Например, Анна мать пророка Самуила называет Господа «Богом ведения» (1Цар. 2,3). Соломон, когда Бог возжелал одарить его, просил себе «сердце разумное» и Бог весьма одобрил его выбор: «за то, что ты просил этого и не просил себе долгой жизни, не просил себе богатства, не просил себе душ врагов твоих, но просил себе разума, чтобы судить,- вот, Я сделаю по слову твоему: вот, Я даю тебе сердце мудрое и разумное, так что подобного тебе не было прежде тебя, и после тебя не восстанет подобный тебе; и то, чего ты не просил, Я даю тебе, и богатство и славу, так что не будет подобного тебе между царями во все дни твои; и если будешь ходить путём Моим, сохраняя уставы Мои и заповеди Мои, как ходил отец твой Давид, Я продолжу и дни твои.» (3 Цар. 3,11-14).

И наоборот, когда Бог обличает сынов Израилевых, говорится о недостатке ведения: «суд у Господа с жителями сей земли, потому что нет ни истины, ни милосердия, ни Богопознания на земле.» (Ос. 4,1). И далее: «Истреблён будет народ Мой за недостаток ведения: так как ты отверг ведение, то и Я отвергну тебя  от священнодействия предо Мною» (Ос. 4,6).

Почему в таком случае в Новом Завете появляется особое указание на необходимость возлюбить Господа всем разумением? — Один из вариантов ответа — потому, что тем, кому Бог открыл Себя в наибольшей полноте, может показаться, что они уже Его знают и осталось лишь возлюбить Его. Как часто мы говорим, что Бог есть любовь и как мало заботимся о том, чтобы знать Его как истину. Но любить Бога может только «сердце разумное». Сердце же любвеобильное, но неразумное, увы, любит ложь не меньше истины и грех не меньше, чем Бога.

Что, казалось бы, может сравниться с любовью Богоматери, но, видимо желая подчеркнуть важность понимания слова Божия, Иисус в ответ на восклицание женщины: «блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» говорит: «блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его.» (Лк. 11,27-28).

Обратим теперь внимание на встречающийся у всех евангелистов и указывающий, по-видимому, на особую важность ранее сказанного  призыв: «кто имеет уши слышать, да слышит!» указывающий, по-видимому, на особую важность сказанного. Эти слова мы по нескольку раз встречаем в каждом из синоптических Евангелий и ни разу в Евангелии от Иоанна. Тем не менее, и Иоанн часто взывает: «имеющий ухо слышать да слышит...», но только не в Евангелии, а в Апокалипсисе. То есть фраза эта встречается там, где есть притчи (синоптические Евангелия) или где достаточно ясно, что понимать сказанное не следует буквально (Апокалипсис).

Призыв слушать, понимать у разных Евангелистов появляется в разных местах, но в одном они все согласны — это обращение к «имеющим уши» звучит сразу после того, как Господь рассказывает притчу о сеятеле (Мф. 13,9; Мк. 4,9; Лк. 8,8). Этим, видимо, подчёркнута особая важность понимания этой притчи. И действительно, если семя, которое сеется,  — это слово Божие, то речь в притче идёт о том, каким образом Слово Божие понимается и как исполняется Его воля. Не поняв этого, не научившись этому, мы не сможем понять и ничего другого. На это указывает и Сам Христос, когда говорит: «...не понимаете этой притчи? Как же вам уразуметь все притчи?» (Мк. 4,13).

Тот же самый призыв звучит и после объяснения притчи о сеятеле. Но он есть у Марка (Мк. 4,23) и Луки (Лк. 8,15), и отсутствует у Матфея. В чём здесь дело? — Не в том ли, что семя, попав на добрую почву, по Марку, дало плод в тридцать, другое в шестьдесят, третье сто крат (Мк. 4,20) (последовательность возрастающая), согласно Луке оно принесло плод «сторичный» (Лк. 8,8), а у Матфея «одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать» (Мф. 13,8)(последовательность на сей раз убывающая)? Тем не менее, повторный призыв имеющим уши слышать, связанный с объяснением притчи о судьбе зерна пшеничного, есть и у Матфея. Однако появляется он после толкования Господом другой притчи — о пшенице и плевелах, где речь идёт уже не столько о том, на какую почву попадает семя, сколько о том, что именно сеется — доброе зерно или сорное (Мф. 13,43). Здесь важно отметить, что плевелы сеются позже, а собираются раньше. Этот момент особенно важно знать тем, кто только приходит в Церковь, так как, сея доброе, люди естественно надеются и пожать доброе.

Обращение к «имеющим уши» в Евангелии от Матфея есть ещё в двух местах. Одно из них появляется после притчи о талантах. Поскольку значение этой притчи обсуждалось уже ранее, мы не будем здесь на ней долго останавливаться. Сделаю лишь небольшое замечание по поводу последних слов этой притчи: «...всякому имеющему дастся и приумножится; а у неимеющего отнимется и то, что имеет.» (Мф. 25,29) Неимеющий — это тот, которому был дан один талант. Но назван он так не потому, что ему мало дано, а потому, что данное ему он не использовал, т.е. жил так, как будто и не дано ему было ничего. Те же, которые богатство увеличили, получили от господина одинаковую похвалу, хотя прибыль принесли, казалось бы, разную. Поэтому, скорее всего, и имеющий один талант, если бы он использовал его по назначению, а не зарыл в землю, получил от господина ту же награду, что и два первых. Но он оказался «неимеющим».

И последний призыв быть внимательным (Мф. 11,15), который в тексте Евангелия появляется, наоборот, первым, связан с именем Иоанна Предтечи. Здесь мы тоже сталкиваемся со странностью. Когда у самого Иоанна спросили не Илия ли он, то ответ был: «нет» (Ин. 1,21). Тем не менее, Христос, говоря об Иоанне неоднократно называет его Илией (Мф. 11,14; Мф. 17,10-13). Как это понимать? — Ответ мы находим в другом Евангелии от Луки. Ангел, сообщая Захарии о том, что у него родится сын, говорит о нём, что он предъидет пред Господом «в духе и силе Илии» (Лк. 1,17). То есть Иоанн назван Илией не потому, что это буквально тот пророк, который в огненной колеснице вознесён был на небо, а потому что он действует в духе и силе Илии. Для Христа этого достаточно, чтобы сказать — это тот же Илия, ибо Он говорит о духовном единстве, а не о телесном.

Посмотрим теперь, где особого внимания требует от нас евангелист Марк. Вот, к примеру, книжники и фарисеи соблазнились, что ученики Христа едят неумытыми руками и тем нарушают предания старцев. Господь в ответ указывает им на то, что они, слишком ревностно стремясь исполнить эти человеческие установления, доходят до лицемерия и нарушения заповедей Божиих. Частный, казалось бы, спор по частному вопросу. Однако почему-то в этом случае Иисус частный момент обобщил и выделил особо, ибо: «призвав весь народ, говорил им: слушайте меня все и разумейте. Ничто входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека. Если кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мк. 7,14-16). Видно, здесь было высказано что-то действительно очень важное, ради чего нужно было собрать весь народ и пойти на весьма большой риск ввести многих в соблазн. По закону Моисея, который только что помянул Сам Господь, многое из пищи почиталась нечистым и Иудеями не вкушалось. То есть слова, сказанные Господом, очень легко воспринять как отрицание Закона и, наоборот, увидеть согласие их с Законом очень трудно. Вспомним, однако, что мы пытаемся смотреть на Библию глазами верующего и постараемся увидеть в словах Иисуса согласие, а не противоречие.

Первый вариант ответа таков: с приходом Христа произошло исполнение времён, т.е. многие запреты, необходимые для людей, живущих без Его помощи, с появлением Господа оказались не нужными. Вспомним историю происшедшую с Апостолом Петром. «Пётр около шестого часа взошёл на верх дома помолиться. И почувствовал он голод и хотел есть. Между тем, как приготовляли, он пришёл в иступление и видит отверстое небо и сходящий к нему некоторый сосуд, как бы большое полотно, привязанное за четыре угла и опускаемое на землю; в нём находились всякие четвероногие земные, звери, пресмыкающиеся и птицы небесные. И был глас к нему: встань, Пётр, заколи и ешь. Но Пётр сказал: нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого. Тогда в другой раз был глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым.» (Деян. 10,9-15)

Другой вариант: вопрос о том, чистой или скверной является пища, зависит не от пищи как таковой, а от того, что на сердце и в уме у человека, вкушающего эту пищу. Если внутри неприязнь, злоба, страх — пища осквернена. Вот как рассуждает об этом апостол Павел: «Я знаю и уверен в Господе Иисусе, что нет ничего в себе самом нечистого; только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто» (Рим. 14,14). Разделение же пищи на чистую и нечистую в Законе Моисея  может носить лишь символический характер и тогда наша задача — понять эту символику.

Однако это всё вопросы второстепенные. Самое важное то, что, согласно Библии, возникновение греха связано именно с вкушением пищи — плода от дерева Познания добра и зла. Но, если «ничто входящее в человека извне, не может осквернить его», то, по-видимому, не мог осквернить человека и запретный плод. Не был он ядовит сам по себе! Об этом говорит и название запретного дерева «познания добра и зла». Действительно, если справедливо, что «не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые.» (Мф. 7,18), то, судя по результату вкушения плода от запретного древа, мы должны были бы прийти к выводу, что это дерево худое. Но почему оно названо тогда деревом «познания добра и зла»? Или результат вкушения плода от него мог быть неоднозначным, зависящим, например, от  веры? («Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает. А сомневающийся, если ест, осуждается, потому, что не по вере; а всё, что не по вере, грех.» (Рим. 14,22-23))

Вопрос о грехопадении слишком серьёзен, чтобы пытаться решить его по ходу. Позже мы к нему вернёмся, а пока оставим поставленные вопросы открытыми и посмотрим, на что наше особое внимание обращает евангелист Лука.

«Соль — добрая вещь; но, если соль потеряет силу, чем исправить её? Ни в землю, ни в навоз не годится; вон выбрасывают её. Кто имеет уши слышать, да слышит!» (Лк. 14,34-35). Опять мы сталкиваемся с очередной странностью. Судя по данному высказыванию, соль предназначена для земли и для навоза. Если понимать сказанное буквально, — мы получаем абсурд. И наоборот, если мы хотим увидеть в словах Господа смысл, «услышать» их нам нужно иметь уши, т.е. не фантазировать, а понять именно то, что сказано.

 О том, что такое соль мы узнаём у евангелиста Матфея. Обращаясь к Своим ученикам, Господь говорит: «Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её солёною? Она ни к чему уже не годна, как разве выбросить её на попрание людям.» (Мф. 5,13) Эти слова сказаны после заповедей блаженства и относятся не просто к каким-то избранным Христом людям, а к тем, кто слушал и услышал. Подтверждение этому мы находим у евангелиста Марка, где Господь Своим ученикам говорит: «Имейте в себе соль, и мир имейте между собою» (Мк. 9,50). То есть соль — это смысл, суть учения, данного Богом людям.

Если соль — это смысл, — то, что люди из сказанного им Богом усвоили, тогда понятным становится и требование Закона о жертвах: «Всякое приношение твое хлебное соли солью, и не оставляй жертвы твоей без соли завета Бога твоего: при всяком приношении твоем приноси Господу Богу твоему соль (Лев. 2,13). Это означает, что Богу бессмысленные жертвы не нужны. Подтверждается эта мысль и в Новом Завете: «...всякая жертва солью осолится.»(Мк. 9,49) Утверждение же о том, что «...всякий огнём осолится...» становится понятным, если мы вернёмся к источнику, откуда ученики Христовы получили соль. В конце заповедей блаженства Господь говорит: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня» (Мф. 5,11). Те скорби и искушения, которые должны претерпеть ученики от людей, не вмещающих в себя слово Божие, — это и есть тот огонь, благодаря которому лучше усваивается истинность сказанного.

Земля, для которой предназначена соль — это человек. (Имя «Адам» имеет два варианта перевода. Первый вариант — «Человек», а второй — «Красная земля»). Но человек ценен пред Богом не сам по себе, а теми плодами своей жизни, которые он Богу приносит. В истории с бесплодной смоковницей она, за отсутствие в нужное время плода, проклята. А в притче о смоковнице, посаженной в винограднике, садовник надеется на появление плода благодаря своей заботе и тому, что он обложит смоковницу навозом, т.е. удобрит почву, сделает её плодородной. Земля способна произрастить всякое растение, дающее плод, но для этого её иногда нужно удобрить, помочь ей.

Современному русскоязычному читателю удобнее работать с текстом Библии на русском языке; в храме, тем не менее, мы продолжаем читать Её на церковнославянском — языке, давно в повседневном общении не используемом. Благодаря этому русский человек, не знающий древнегреческого — языка, с которого осуществлён перевод наших Евангелий, может приблизиться к тексту оригинала, т.к. при переводе с греческого на церковнославянский переводчики старались как можно более точно перевести буквальный смысл написанного. Так вот, в церковнославянском тексте нас ожидают некоторые «приятные неожиданности». Так, например, там, где в русском тексте использовано слово «навоз» в церковнословянском фигурирует слово «гной». И это же слово «гной» использовано в притче о богаче и Лазаре (Лк. 16,19-31). Такое совпадение не случайно, ибо имя Лазарь означает «помощь Божия». Опять мы приходим к идее важной роли «помощника».

Обратим теперь внимание на то, что имя Лазаря появляется только в Евангелиях от Луки и от Иоанна. Евангелие от Луки, кроме того, отличается от остальных тем, что только в нём мы встречаем описание благовестия Захарии о рождении Иоанна Предтечи, ставшего, как мы знаем, впоследствии помощником в деле явления Христа людям. Только там подробно рассказывается о его рождении и чудесных, связанных с ним событиях. Также только у Луки рассказывается о благовещении Марии. Казалось бы, всемогущий Бог может творить свои дела и без помощников. Однако это не более чем наши домыслы как Бог «мог бы» что-либо сделать. Было же так, как описано в Евангелии. О зачатии и рождении Сына Марии сообщает помощник — Ангел Гавриил («сила Божия»).

Со словом «помощник» связано также такое важное событие в жизни человека, как появление у него жены. «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему.» (Быт. 2,18) Посмотрим, как описан этот процесс создания жены — помощника. «И навёл Господь Бог на человека крепкий сон; и когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привёл её к человеку. И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа своего. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть.» (Быт. 2,21-24)

Ранее мы предположили, что четыре Евангелия в совокупности задают нем некоторый цикл творения. Исходное состояние — день, или жизнь в Свете, когда всё творение вполне подчинено воле Божией. Затем начинается само «творение» и начало это полагается тем, что с какого-то момента свет начинает убывать — наступает вечер. Далее тьма сгущается и приходит полночь. Следующий период — пение петухов, за которым уже следует появление нового света — утро. Вечер и утро (Евангелия от Матфея и от Иоанна) — время когда есть свет, а в полночь и в период пения петухов (Евангелия от Марка и от Луки) света нет. С другой стороны, мы заметили, что Евангелия от Матфея и Марка соответствуют «началу», а Евангелия от Луки и от Иоанна «концу». Обобщением этих наблюдений будет следующая схема:

Вернёмся теперь к творению жены и попробуем нашу общую схему применить к данному частному случаю. Для этого разобьём всю последовательность творения на отдельные этапы.  Получим следующее: 1) Бог навёл на человека крепкий сон; 2) взял одно из рёбр его и закрыл то место плотию; 3) создал из ребра жену и 4) привёл её к человеку. Накладывая эти этапы на общую схему творения, получаем:

Самое же начало творения жены, пожалуй, можно соотнести со словами Господа Бога: «не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему.» (Быт. 2,18). Если до этого всё сотворённое Богом оценивалось словами «хорошо» или «хорошо весьма», то здесь впервые мы встречаем оценку «не хорошо». То есть начало творения сопряжено с выявлением некоторой недостаточности того, что было сотворено ранее. Обнаружим ли мы какое- либо указание на недостаточность в Евангелии от Матфея, соответствующему началу? — Возможно, таким указанием является добавление «кроме женщин и детей», следующее после сообщения о том, сколько человек насытилось в случае накормления пяти тысяч человек пятью хлебами (Мф. 14,21)  и четырёх тысяч человек семью хлебами (Мф. 15,38). Но здесь указывается на недостаточность не только в отношении женщин, но и детей. Попробуем поэтому нашу схему применить и по отношению к истории появления у человека детей.

Началом этих событий является история грехопадения, в результате которой в совершенном до этого человеке выявляется некоторый его недостаток — грех. Далее появляются последовательно три сына: Каин, Авель и Сиф. На схеме соответствия Евангелиям эти события расположатся следующим образом:

Здесь следует, наверное, объяснить, зачем нам нужна эта «игра со схемами». Вспомним принцип голограммы. Когда собираются несколько частичек одной голограммы, изображение, которое они вместе дают, становится более чётким. То есть для того, чтобы глубже понять общий принцип творения, нам нужно познакомиться с тем, что происходит в отдельных конкретных случаях. Попробуем сопоставить приведённые выше разные схемы, пытаясь увидеть в них нечто общее.

Первый период  — «вечер». В схеме творения жены ему соответствует усыпление человека. Здесь вроде бы всё в порядке, ибо наступление темноты и засыпание — процессы сопряжённые. Добавим только, что здесь мы имеем как бы два описания одного и того же, но с разных позиций. Снаружи это выглядит как наступление темноты; изнутри же — как засыпание. В соответствии с этими двумя взглядами в Евангелиях мы находим две истории о том, как ученики Христа, плывя в лодке, попадают в бурю и едва не погибают. В одном случае Господь находится в лодке, но спит. В другом случае после чуда накормления пяти тысяч человек пятью хлебами вечером Господь отправляет учеников в лодке одних, и ночью они едва не погибают. В обоих случаях бурю укротил Иисус, однако также в обоих случаях потребовалось что-то сделать и ученикам: разбудить Христа или позвать Его в лодку.

Обратим также внимание на то, что та история бедствия, в которой Господь спит, приведена у Матфея (Мф. 8,23-27), у Марка (Мк. 4,35-41) и у Луки (Лк. 8,22-25), но отсутствует у Иоанна Богослова. С другой стороны, о плавании в бурю после чуда накормления пяти тысяч человек пятью хлебами рассказывают Матфей (Мф. 14,22-33), Марк (Мк. 6,45-52) и Иоанн (Ин. 6,16-21), но ничего не говорится у Луки, хотя рассказ о самом чуде присутствует. У Луки же после описания чуда также говорится о том, что Господь молился в уединённом месте, но сказано, что ученики были с ним. Однако тут же после расспросов о том, за кого почитают Его люди, и исповедания Петра Господь говорит о Своей смерти и воскресении, а также говорит ученикам такие страшные слова: «кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережёт её» (Лк. 9,24). Дальнейшие события показывают, что не могли ещё в то время ученики понять и принять сказанное Христом, не могли быть с Ним. Поэтому можно сказать, что у Луки сказано то же, что и у других евангелистов, но иначе. Там Господь понудил учеников войти в лодку и отправиться на другую сторону озера одним, тут же сказано было такое, что вполне могло вынудить людей не принять сказанное, а вместе с этим и духовно отдалиться от Господа. С другой стороны, Лука единственный из евангелистов оставляет, хотя и с трудом приемлемую, возможность Христу остаться в лодке. Для этого мы должны целиком принять всё, что им сказано и сделано. Отсутствие же у Иоанна Богослова эпизода со спящим во время бури Христом может свидетельствовать о том, что когда наступает «утро», Бог уже не спит.

Ранее нами была высказана мысль о том, что период вечера соответствует началу истории Церкви Христовой. Но здесь мы, кажется, встречаемся с явным противоречием. Действительно, начало Церкви было положено сошествием на Апостолов Духа Святого. Люди получили от Бога Духа истины, любви, получили то, к чему мы как раз и стремимся. Как, поэтому, можно сопоставлять это величайшее событие с вечером — началом погружения во тьму или с грехопадением! (см. схему последовательности появления детей) Тем не менее, попробуем не горячиться и вспомним также, что этот же период у нас соответствует «сеянию»:

Сеяние — это разбрасывание семян. Но, поскольку речь идёт не о буквальном сеянии, а о сеянии благодатных даров Духа Святого, значит люди получили Духа не для того, чтобы Им обладать, а для того, чтобы раздать другим, а самим Его лишиться. По-настоящему обладает зерном жнец, а не сеятель. Поэтому день Пятидесятницы не был для людей временем конечного исполнения их надежд. В том то и заключается «грех» или, лучше сказать, несовершенство происшедшего, что то, к чему мы стремимся как к конечной цели (цель христианской жизни, как её сформулировал Серафим Саровский, заключается в стяжании Духа Святого) в данном случае оказалось лишь промежуточным этапом, не светом, а лишь вспышкой света.

Каждый день творения в Книге Бытия заканчивается тем, что «увидел Бог что это хорошо». Однако когда мы встречаем эти слова, это ещё не означает, что день закончился. Так, в третий день Бог, сотворив землю, увидел, «что это хорошо», а затем в тот же день повелением Божиим земля произрастила зелень, траву, сеющую семя и деревья. И вновь «увидел Бог, что это хорошо». Подобную же структуру имеет и день шестой. Следовательно, событие появления «света» — сошествие Духа Святого на землю не в конце дня, по-видимому, не является событием совершенно исключительным.

Следующим за «вечером» периодом в цикле творения является «полночь» — время наибольшего отпадения твари от своего Творца. Давайте зададимся вопросом, почему происходит это отпадение, почему сотворённый Богом человек, ощущая всё большее и большее ослабление своей связи с источником своей жизни — Богом, не вернётся к Нему, чтобы вновь жизнь обрести? Ответ может показаться странным и парадоксальным: именно потому, что он пытается вернуть или хотя бы сохранить остатки былого изобилия, пытается вернуться в прошлое. Вспомним, что сказал Господь, причём сказано это было не только ученикам, но «ко всем» (Лк. 9,23): «кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережёт её» (Лк. 9,24). Когда человек получает Духа Святого, когда начинает себя чувствовать Человеком, ему трудно смириться с тем, что он полученное может потерять. Дорожа тем «светом», который в нём, он с трудом помышляет о том, что должен войти в другой свет, получить Духа не как сеятель, а как жнец. Попытка же просто удержать Духа в себе приводит к тому, что талант зарытый в землю у негодного раба отнимается и свет сменяется тьмой. Происходит же это обычно незаметно, так что свет истины постепенно превращается во всё большую тьму лжи и заблуждения, а человек продолжает думать, что ходит во свете. Поэтому не будем пренебрегать предостережением, высказанным две тысячи лет назад, но оставшимся не менее актуальным и сейчас: «смотри, свет который в тебе, не есть ли тьма?» (Лк. 11,35).

На схеме творения жены полночи соответствует извлечение из человека ребра. То есть человек лишается чего-то, что кажется безусловно принадлежащим ему. Полночь — время потерь. Но тут же давайте вспомним, что ребро, извлечённое у человека, было преобразовано в жену и возвращено тому же человеку. Аналогично на схеме, изображающей цикл жизни зерна, полночь соответствует периоду роста растения, которое в будущем принесёт плод. А пока это растение (произростшее из слова о Царствии) лишь берёт от земли (человека) силы для своего роста. И нужна вера и надежда на будущий урожай, чтобы не вырвать не успевшее ещё созреть растение как бесплодные плевелы (Мф. 13,24-29).

Полночи мы также поставили в соответствие первенца Адама и Евы Каина. Такой выбор связан с тем, что из трёх сыновей Адама и Евы, лишь об одном Каине сказано что Ева «зачала и родила» его; об Авеле же и Сифе сказано просто «родила». То есть Авель и Сиф — сыновья, соответствующие концу цикла творения, тогда как Каин соответствует началу. Отношение Каина к  Авелю, как мы знаем, враждебное. Такое же, как отношение тьмы к свету, о появлении которого возвещает нам пение петуха. Наоборот, Авель не может враждовать против Каина (как и свет не «борется» с тьмой), т.к. именно от Каина он получает образ действия (жертвоприношение), сотворив которое, он оказывается угодным Богу. В цикле же жизни зерна период жатвы непосредственно происходит из предыдущего периода роста и, естественно, «враждовать» с ним не может.

Вражда Каина против Авеля — это то упорство, с которым мы продолжаем отстаивать ценность того, что уже имеем, не желая замены его чем-то иным. Это то упорство, с которым бесплодная смоковница продолжает расти и распускать листья, не обращая внимания на то, что приближается Господь и что пора делать уже нечто другое — творить плоды. В схеме творения жены периоду пения петухов (Авелю), с которым «борется» полночь (Каин), соответствует преобразование ребра в жену. Период подготовки материала для творчества сменяется периодом преобразования заготовленного во что-то новое. Так и при вызревании зерна,  всё необходимое для плода берётся от растения, плод производящего, отнимается от него. Отсюда и вражда.

Обратим внимание ещё на одно важное обстоятельство. Растение не производит плод само по себе. Плод не есть естественное следствие развития самого растения, а есть результат оплодотворения извне. То есть в период пения петухов происходит нечто, что даёт начало созреванию плода. Это «нечто» и есть тот самый фактор, который позволяет Авелю, несмотря на своё кажущееся поражение, тем не менее одержать победу и воскреснуть, но уже не как Авель, а как Сиф. В случае истории человечества это «нечто» — ни что иное, как вмешательство Самого Бога.

Теперь, если рассмотреть весь цикл творения, то обнаружится, что воздействие извне осуществляется в двух местах: «вечером» и в период «пения петухов». Этим двум периодам у нас соответствуют Евангелия от Матфея и от Луки. И именно в этих Евангелиях мы встречаем родословные Иисуса, причём родословные разнонаправленные. Они также отличаются друг от друга, как отличаются переходы от света к тьме (Мф → Мк) и от тьмы к свету (Лк → Ин).

Следующий период  — утро. Утро — время, когда Бог приводит сотворённую Им жену к человеку и тот принимает её. В Библии этот момент описывается очень коротко и кажется, что ничего существенного тут не происходит. Да, мы понимаем, что превратить ребро в жену не просто, а чего, казалось бы проще привести её к человеку. Однако обратимся к истории блудного сына, который данное ему богатство расточил (посеял), стал нуждаться и пошёл пасти свиней, а затем покаялся и вернулся к отцу. На схеме это будет выглядеть так:

Конечно, «прийти в себя» и покаяться очень не просто. Причём, вспоминая сказанное о том, как созревает плод, мы можем сделать вывод, что покаяние не есть «естественный» процесс, что оно инициируется Богом. А просто ли с повинной прийти к отцу? Тем более, что старший брат не желает твоего возвращения, противится ему. Если утро соответствует празднику, то естественно стремление человека побыстрее закончить жатву и насладиться радостью этого праздника. Но, если следовать такому желанию, то скорее всего пожнёшь мало, мало сделаешь ради Бога. А, раз так, скорее всего и Бог тебя как ленивого раба не примет, не даст тебе войти в радость Своего праздника. Поэтому здесь стоит вспомнить о том, с какими мыслями шёл к отцу блудный сын: «пойду к отцу моему, и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; приими меня в число наёмников твоих» (Лк. 15,18-19). Также и созданная Богом жена не сама приходит к человеку, а её приводит Бог. То есть человек, желая праздника, не должен стремиться к нему, а должен, наоборот, думать о том, как бы побольше ради Бога сделать, как можно больше пожать. Зная о свете, нужно самому оставаться во тьме, чтобы как можно больше людей привести к свету. А это совсем не просто, ибо требует терпения, надежды, веры и любви к Богу. Вот как об этом рассуждает Апостол Павел: «для меня жизнь — Христос, и смерть — приобретение. Если же жизнь во плоти доставляет плод моему делу, то не знаю, что избрать. Влечёт меня и то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас. И я верно знаю, что останусь и пребуду со всеми вами для вашего успеха и радости в вере, дабы похвала ваша во Христе Иисусе умножилась через меня, при моём вторичном к вам пришествии.» (Флп. 1,21-26)

Некоторые особенности четырёх этапов цикла творения указаны в Евангелиях достаточно конкретно. Правда, при этом нужно догадаться, что сказанное относится к этим этапам. Посмотрим, например, что сказано у Луки: «будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд. Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете. Давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясённою, нагнетённою и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо какою мерою мерите, такою же отмерится и вам.» (Лк. 6,36-38) Вначале Господь призывает быть милосердым, как Бог, а потом и показывает, как милость Им творится. В конце же этого обращения Господь говорит, что всё зависит от нас самих, ибо какой мерою мерим, такой и нам отмерится. Однако, и в этой свободе Бог не оставляет нас беспомощными, ибо перед этим Он даёт образец какому мы можем, если уразумеем, следовать.

Четырём периодам творческого цикла соответствуют четыре образца действия: не судите, не осуждайте, прощайте и давайте. В начале человек получает некое богатство (знание, дары Духа), которые ему предстоит посеять. Имея это богатство, имея преимущество над теми, у кого этого богатства нет, очень легко взять на себя роль судьи, определяющего что хорошо, а что плохо. Но Бог предостерегает от этого, ибо, начиная судить, человек с неизбежностью приходит к осуждению. Причём, чем больше осуждает, тем сильнее сгущается мрак греха. В период «полночи» всё и вся находятся под осуждением, всё оказывается «плохо». Чтобы разорвать этот порочный круг осуждения Христос даёт людям заповедь «прощайте» и даёт силы на её исполнение. Этот поворот от осуждения к прощению есть покаяние, дар Божий, так как до Христа право прощать грехи признавалось лишь за одним Богом (Мк. 2,7; Лк. 5,21). Мы привыкли, что покаяние — есть обращённая к Богу просьба о прощении своих грехов и забываем, что мы можем получить прощение, сами прощая других. И наоборот, настаивая на том, что «этого нельзя прощать» мы поступаем как Каин (полночь осуждения), убивающий Авеля (и Авель и прощение соответствуют периоду «пения петухов»). Соответственно, вместе с Каином попадаем и под проклятие.

Если прощение в лучшем случае может лишь нейтрализовать последствия греха, то, соответствующая периоду утра, заповедь «давайте», предполагает гораздо большее. Поэтому, если мы стремимся к Царствию Божию, мы должны ориентироваться именно на это большее. Ведь слишком мало сказать, что там «нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания», важно знать и то, чем наполнена там «жизнь бесконечная», знать что есть. Да и возможность исполнения заповеди о прощении очень сильно зависит от того, насколько мы хорошо знаем, ради чего мы прощаем.

Тут же заметим, что из четырёх образов действия лишь два последних положительные, указывающие, что нужно делать. Первые же два, наоборот, отрицательные, говорящие о том, чего делать не надо. Заповеди «не судите» и «не осуждайте» ограничивают действие Закона (Ветхого Завета). Последние же заповеди «прощайте» и «давайте» показывают, как действует благодать (Новый Завет).

Ранее мы уже говорили о том, что в период жатвы («пения петухов») особенно важна роль человека  — жнеца, собирающего созревший к этому времени урожай. Начало жатве полагает Своей волей Бог, однако очень важно, чтобы человек смог услышать Его, понять, что время исполнилось, «приблизилось Царство Небесное» и наступила пора активной работы. С другой стороны, Евангелие от Иоанна, соответствующее «утру», отличается от других тем, что в тех местах синоптических Евангелий, где действуют люди, у Иоанна действует Сам Господь. При входе в Иерусалим Он Сам находит ослёнка и садится на него; на тайной вечери Он Сам даёт Иуде омоченный вином кусок хлеба после чего вошёл в Иуду сатана; в Гефсимании Он Сам предаёт Себя в руки ищущих Его. То есть существует некая дополнительность относящихся к «концу» Евангелий. У Луки подчёркивается значение роли человека, а Иоанн акцент делает на Божественном.

До сих пор мы основное внимание уделяли различию Евангелий. Теперь же заметим, что, несмотря на большое количество частных различий, Евангелие от Луки во многом похоже на Евангелие от Матфея. Мы обсуждали уже ту странную фразу: «во-первых, Иудею, потом и Еллину», которая появляется в послании Апостола Павла к Римлянам. Говорилось о том, что Иудеи — те, кто в Боге ценят прежде всего Его силу, а Еллины — те, кто ищут мудрости. Так вот, сравнивая Евангелие от Матфея, предназначенное прежде всего Иудеям, и Евангелие от Луки, написанное Евангелистом из язычников Лукой со слов «Апостола языков» Павла, мы как бы видим изложение одного и того же, но в приложении к особенностям, с одной стороны, Иудеев, а с другой — Еллинов. Так, в Евангелии от Матфея мы видим прямую попытку доказать, что Иисус — ожидаемый Мессия. Для этого использован и авторитет Священного писания (много цитат), и такая последовательность изложения материала, которая позволяет собрать, сконцентрировать и усилить эффект сказанного. С другой стороны, Лука описывает происходящее лишь по «тщательном исследовании» и «сначала, по порядку» (Лк. 1,3).

Вместе с тем Евангелия от Матфея и от Луки соответствуют периодам активной деятельности (сеяние и жатва, соответственно) человека, тогда как Евангелия от Марка и от Иоанна соответствуют периодам «бездеятельности» или, точнее, иной деятельности, не связанной с земледельческим циклом (циклом творения). Во время «полночи» или времени роста и развития растения (Марк) посев уже совершён, а пожинать ещё нечего. Это период вынужденого бездействия. Наоборот, когда урожай собран, работа прекращается и наступает праздник — время желанного бездействия (Иоанн). У Матфея и Луки человек совершает некоторую положительную работу, он — работник или, иначе, слуга Божий. У Марка же и Иоанна человек — воин. В одном случае он борется за право сделать то, что дано сделать другому. Как Каин не мог смириться с тем, что жертва принята не от него, а от Авеля, так и нам трудно совладать с нетерпением, требующим плодов от наших, ранее вложенных в то или иное дело, сил немедленно и сейчас. В другом случае мы используем любой мало-мальски подходящий случай, чтобы побороться за право отдохнуть, попраздновать. Изобразим сказанное в виде схемы.

В двух Евангелиях, опять же от Матфея (Мф. 8,5-13) и от Луки (Лк. 7,1-10), рассказывается о чуде исцеления слуги сотника (воина). При этом сотник, рассуждая о том, как Иисус может исцелить его слугу, говорит такие слова: «имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: »пойди», и идёт; и другому: «прииди», и приходит; и слуге моему: «сделай то», и делает.» Исцеляется слуга, а говорится о двух воинах и ещё одном слуге. С другой стороны, в Деяниях Апостолов рассказывается об обращении ко Христу (спасении) воина Корнилия, сотника. Здесь, чтобы получить желаемое спасение Корнилий посылает к Симону Петру двух слуг и воина. Не трудно видеть, что исцеление в обоих случаях предполагает приведение к полноте (2 слуги и 2 воина), цикла творения.

Чудо исцеления слуги сотника совершается словом Господним по вере сотника. Но, поскольку в цикле творения участвуют два слуги, возникает вопрос, одно или два чуда совершил Христос? Соответственно, одно или два Слова Им сказано? Безусловно, одно Слово было сказано в начале, во время Его земной жизни. Можно ли ждать, что в период созревания пшеницы и жатвы, т.е. ближе к концу истории христианства будет сказано ещё одно слово? Вопрос, при всей его кажущейся простоте, очень не простой. С одной стороны, что-то должно положить начало жатве, понудить людей к активному поиску Бога и исполнению Его воли. Как плод не может развиться, если растение не оплодотворено извне, как жена не может родить без мужа, так и Церковь не может принести Богу плодов без Его вмешательства. Исходя из этих соображений, как будто, должно быть ещё одно Слово.  Но каким будет это Слово, будет ли это новым Откровением, ещё одним Заветом? — На такой вопрос Церковь однозначно и очень категорично утверждает -нет! Тогда что же, ничего нового Богом сказано людям не будет и плод на древе нашей Церкви разовьётся «естественным» образом?  — в это тоже мало верится, ибо Церковь как жила две тысячи лет, так, в принципе может продолжать жить и дальше, считая, что того, что уже делается вполне достаточно и ничего более быть и не должно.

Ключ к разгадке опять же содержится в Евангелиях. Когда у Иисуса спросили, какая из заповедей является наибольшей, Он, как мы помним, ответил, что наибольшей является заповедь о любви к Богу. Однако, на этом Он не остановился, а сказал, что есть и вторая, подобная первой, заповедь о любви к ближнему. «На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22,40) Спросили об одной заповеди, а в ответ получили две! Что здесь, ошибка, недоразумение, злой умысел? Памятуя о том, что ответ о двух заповедях был дан Христом, Сыном Божиим, мы, конечно, скажем: нет: ни то, ни другое, ни, тем более, третье!

Если мы просто будем решать задачу, существует ли одна наибольшая заповедь или их две, если просто будем выбирать один из двух возможных ответов, то наверняка ошибёмся. Если мы настаиваем на том, что существует одна наибольшая заповедь, и будем из данных Христом двух заповедей брать лишь одну, то при этом, естественно, отбросим другую. Это будет значить, что мы Господа не услышали, не поняли. Если же согласимся с тем, что заповедей две, то тогда мы должны отказаться от надежды найти нечто единое, следование которому могло бы объединить всех нас. В конечном итоге такой отказ означал бы отказ от поиска Единого Бога. То есть, пытаясь решить задачу путём выбора: одна заповедь или две, мы в любом случае получаем ответ, который нас удовлетворить не может.

Попробуем теперь взглянуть на задачу с другой стороны. Да, мы надеемся, что существует одна наибольшая заповедь о любви. Но возможно ли на языке доступных нам сейчас понятий о Боге, о мире и о человеке сформулировать эту заповедь? Или любое высказывание окажется ограниченным, упускающим какую то, весьма существенную долю истины, без которой истина перестаёт быть таковой и становится ложью? Иудеи попытались следовать одной заповеди о любви к Богу, но, увы, при этом пренебрегли интересами людей. Апостол Иоанн Богослов, подтверждая мысль о единстве двух заповедей, пишет: «Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин. 4,20)

Единство двух заповедей о любви не дано нам непосредственно. Более того, формально мы имеем две разных заповеди. Однако единство это открывается ищущим его, открывается Духом Святым. Точно также вопрос о том, необходим ли ещё какой-то завет с Богом или нет, решается тем, что в нём нет никакой нужды. Всё, что нужно, Богом уже сказано. Но не всё нами понято. То есть «запустить» процесс созревания плода, Бог может, дав новое понимание уже давно сказанного и, казалось бы, давно известного. Но это понимание открывается лишь просящим, ищущим, «стучащим» (Мф. 7,7-8; Лк. 11,9-10).

Обратим теперь внимание на то, что и у Матфея и у Луки есть притчи о «стучащих». Однако как по-разному они заканчиваются! В притче о десяти девах (Мф. 25,1-13) пять неразумных дев, не приготовившихся к встрече жениха, оказались вне брачного пира. Они стучали, — им ответили отказом. На этом всё и закончилось. Совсем иное мы находим у Луки. В притче о докучливом друге (Лк. 11,5-8) человек также просит дать ему для друга взаймы три хлеба и получает отказ. Однако Сам Господь советует в таких случаях не отступать: «Если, говорю вам, он не встанет и не даст ему по дружбе с ним, то по неотступности его, встав, даст ему, сколько просит.» (Лк. 11,8) Если понимать данную притчу с позиций человеческих норм поведения, совет этот покажется, как минимум, странным. Ведь просящему был дан столь «обоснованный» ответ: «не беспокой меня, двери уже заперты, и дети мои со мною на постели», после которого продолжать просить, кажется, просто безнравственно. Совсем другое восприятие будет, однако, тогда, когда мы поймём, что полночь, в которую друг просит хлеба, если не стучать и не просить «хлеба», сама по себе не кончится никогда. Период «пения петухов», пробуждение после полуночного сна, не наступают без активного участия самих людей (петух должен таки запеть).

Для Евангелия от Луки вообще характерно указание на важность настойчивости. В притче о неправедном судье (Лк.18,1-8) судья также отказывался защитить вдову от соперника, однако по её настойчивым просьбам помощь ей всё же была оказана. В притчах о заблудшей овце (Лк. 15,3-10) и о потеряной драхме (Лк. 15,8-10) пастырь ищет овцу и женщина ищет драхму до тех пор, пока не найдут их.

Вернёмся теперь к вопросу, одно или два Слова должно быть сказано, чтобы завершился цикл творения. В Евангелии от Марка на вопрос о наибольшей заповеди Господь даёт ответ, но, что важно отметить, на этом диалог спрашивающего и отвечающего не заканчивается. Далее книжник, спрашивавший Иисуса, соглашается, что сказанное Им истина и повторяет, как он понял, услышанное. То есть можно сказать, что есть два «слова»: одно произнёс Господь, другое — человек. Одно есть образ, другое — подобие его. Тем не менее, «слово» одно. Только тогда, когда человек, может повторить услышанное от Бога, повторить не как эхо, а, осмыслив сказанное, когда может говорить своими словами, стремясь как можно точнее передать содержание, только тогда можно говорить о настоящем понимании. Так, например, читая послания Апостолов, нам и в голову не приходит, что они проповедают что-то иное по сравнению с тем, что сказано в Евангелиях. Потому что и там, и здесь ощущается один и тот же дух.

Весь процесс понимания, пользуясь уже знакомой нам схемой творения можно представить так:

Иначе то же самое можно представить в виде диалога:

Сопоставим эту картинку с описанием видения, которое видел Иаков, когда уснул по пути из Вирсавии в Харран: «вот, лестница стоит на земле, а верх её касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней. И вот, Господь стоит на ней...» (Быт. 28,12-13). Принято считать, что данное видение являлось праобразом Богородицы. Это следует, во-первых, из того, что Сам Господь сравнивает слышащих слово Божие со Своей Матерью (Лк. 11,27-28). Во-вторых, в истории посещения Христом сестёр Марфы и Марии (Лк. 10,38-42) первая, очевидно, олицетворяла собой дела, творимые ради Господа, а вторая — слышание. То есть имя «Мария», которое носила Богородица, есть символ слышания. Опять мы получаем подтверждение того, что Богородица Мария — слышание слова Божия — есть та лестница, которая соединяет небо (Бога) и землю (человека).

Марфа и Мария совершают одно дело, однако оно состоит из двух частей (Лк. 10,42). Хотя от человека требуется «лишь» исполнить волю Божию, совершить то или иное дело во имя Господа, однако сделать то, что нужно, можно лишь тогда, когда услышишь голос Бога и поймёшь, что Он от тебя хочет.

Об этом же говорит нам и история о воскрешении Лазаря (Ин. 11,11-44). Когда Господь идёт восстановить (воскресить) для нас Лазаря — «Помощь Божию», мы, делая дела во имя Его, подобно Марфе, идём Ему навстречу. Однако Господь, принимая эти наши дела (встреча с Марфой), дальше не идёт. Он требует, чтобы человек научился слышать Бога и понимать Его (Иисус посылает Марфу за Марией). Лишь когда появляется это слышание, тогда Господь идёт дальше и человек помощь Божию (воскресшего Лазаря) наконец получает.

Как наибольшая заповедь включала в себя две: о любви к Богу и любви к человеку, так и слышание человек приобретает тогда, когда он может внимать, во-первых, Богу, а, во-вторых, другому человеку. Изобразим последнее по подобию первого, но по горизонтали:

Попытка соединить два слышания воедино даёт крест.

Глядя на последний рисунок, не трудно заметить также, что мы имеем перед собой равенство: говорящий=понимающий. Анализируя одно фундаментальное понятие «слово» мы пришли к другому фундаментальному понятию «равенство». Вообще, привыкнув с детства к этому понятию, мы не замечаем, что каждый раз, производя сравнение, мы совершаем чудо! Если в тождестве одинаковость правой и левой его части очевидна, то равенство начинается совсем с другого,  — с различия. Действительно, правая и левая часть равенства формально всегда различны. И, тем не менее, мы говорим, что и справа, и слева мы имеем одно и то же!

Какой же смысл имеет равенство говорящий=понимающий? — Мы привыкли думать, что роль и значение говорящего значительно большие чем у слушающего и понимающего. Говорящий активен, он — творец. А что делает слушающий? — Он «всего лишь» принимает сказанное, его роль, как будто, пассивна, ибо, как нам кажется, понимание совершается естественным образом, «само собой». Но здесь кроется очень большая наша ошибка. Мы, может быть, потому так часто чего-то недопонимаем или понимаем ошибочно, что не умеем понимать, не осознаём, что настоящее понимание — это такой же творческий процесс. Понимание требует не только прямой связи «говорящий → понимающий», но и обратной: говорящий ← понимающий, требует ответного слова и подтверждения того, что понято правильно. Возможности настоящего понимания в этом смысле гораздо шире, чем мы привыкли обычно думать.

Наслаждаясь благами цивилизации, гордясь своими достижениями, мы не всегда вспоминаем, что все эти достижения стали возможны лишь благодаря развитию науки. С другой стороны, настоящая наука начинается лишь там, где используются математические методы. А теперь зададимся вопросом, чем была бы математика, если бы она лишилась понятия равенства?! — Её просто не было бы. Поэтому равенство вполне можно было бы назвать богом (творцом) математики, науки и всей человеческой цивилизации.

Присмотримся повнимательнее к этому простому выражению: «а = в». Ведь перед нами образ Троицы (равенство Сына с Отцом, осуществляемое Святым Духом), показывающий, как осуществляется единство различного. Именно потому понятие равенства столь значимо для математики, что оно, также как и слово, имеет непосредственную связь с Богом.

Говоря о том, что понятие равенства «сотворило» современную цивилизацию, мы, как это часто бывает, сказали лишь часть истины. Существует известное утверждение, что человеческая культура (и цивилизация, естественно, тоже) покоится на трёх «китах», каковыми являются цифра, буква и нота. Если же говорить не об «атомах», а о тех видах человеческой деятельности, которым эти «атомы» (или «киты») соответствуют, то мы приходим к фундаментальнейшим понятиям: «сравнение», «язык» (Слово) и «согласие» (гармония, красота).

О связи между словом и понятием равенства уже говорилось. Посмотрим теперь, не связано ли с ними и согласие. Попробуем представить единую структуру диалога, в ходе которого осуществляется равенство говорящего и понимающего (или дарителя и того, кто дар принимает) в виде объединения двух частей. Для этого в известной уже нам схеме:

проведём сначала горизонтальное, а затем вертикальное сечение. Соответственно получим: 

Первая часть отражает момент передачи смысла, носителем которого является слово. Вторая часть, дающая гарантию, что слово понято правильно, отражает момент согласия понимающего с говорящим. Заметим, что и эта последняя схема, с помощью которой мы изобразили согласие, также является трёхсоставной. Вновь и вновь мы приходим к «троице».

Всё, что нами так или иначе в мире воспринимается, всё что для нас существует должно быть так или иначе определено, должно иметь свою меру. Но когда мы ближе пригляделись к тому, как достигается эта определённость, как находится эта мера, мы обнаружили, что мера эта устанавливается через исполнение двух действий: 1) передачи смысла и 2) достижения согласия.

В итоге получаем «формулу»:

Если обратиться к тому, что мы видим в жизни, то мы обнаружим, что две эти части объединить очень не просто. Как новое вино разрывает ветхие мехи, так новый смысл часто приводит к разногласиям (вавилонское столпотворение). Поэтому нет ничего удивительного, что те, кто ценит прежде всего мир и согласие, сопротивляясь такому разрушению, часто противятся и смыслу. С другой стороны, если ради согласия изгнать смысл, то само согласие становится бессмысленным. Поэтому те, кто прежде всего ценит смысл, часто такое согласие готовы с удовольствием разрушить. То есть в жизни мы видим великое множество примеров когда те, кто, как им кажется, постигли какой-то важный смысл не находят понимания у окружающих. И наоборот, боясь затрагивать глубинные вопросы нашего бытия, боясь говорить о самом ценном, сокровенном и святом, мы легко достигаем «понимания» в пустых сплетнях и осуждении. Соответственно, святое уходит из нашего общения и Бог уходит из нашей жизни.

«В начале было Слово», и первоначально Слово это было носителем великого, божественного Смысла. В то же время, чтобы стать Сущим, Смысл должен быть поддержан Согласием, Истина должна исполниться Любовью. Но, судя по тому, что сейчас происходит в мире, люди пытаются построить жизнь, ставя во главу угла лишь согласие в ущерб смыслу. Деятельность, направленная на поиск согласия или даже лишь отсутствия разногласий, начинает восприниматься как самодостаточная, т.е. имеющая  смысл в самой себе. Какой-то другой смысл, тот, который задаётся Богом, при этом становится уже вроде бы и не нужным. Результат же у нас перед глазами — в жизни появляется всё больше бессмысленности, да и согласие становится всё более формальным и бессильным. Зато страсти, которые требуют нашего согласия с ними и получают его, развились с помощью средств массовой «информации» необычайно сильно.

Когда стремление к Согласию пришло на смену Смысла оно и своей цели никак добиться не может и смысл терпит всё больший ущерб. Чего же не хватает? — Меры. Меры, которая ограничила бы разрушительную силу нового смысла, его способность порождать разделения и расколы, с одной стороны. И которая, с другой стороны, показала бы зависимость возможности достигнуть согласия от того смысла, вокруг которого это согласие достигается. Мера эта — есть воля Божия. Она определяет каким быть сущему, в какой степени то или иное явление жизни наполнено смыслом и в какой степени этот смысл встретит поддержку со стороны мира.

Вернёмся теперь вновь к сопоставлению Евангелий. До сих пор сведения о различиях четырёх Евангелий мы находили, прежде всего, в самих Евангелиях. Сейчас же обратимся к Ветхому Завету. Нет ли уже там свидетельств о четырёх Евангелиях? Прежде всего, уже в книге Бытия мы встречаемся с описанием войны четырёх царей против пяти, в результате которой четыре царя победили и взяли в плен племянника Авраама Лота. После этих событий Авраам, собрав всех своих рабов, пустился в погоню за победителями и, напав на них ночью, победил и возвратил Лота и всё имущество его. Предположим, что победа четырёх царей над пятью — это победа Нового Завета (четыре Евангелия) над Ветхим (Пятикнижие Моисея). Тогда тот факт, что в результате этой победы был захвачен Лот, следует понимать так, что покрывало прикровенности (имя Лот означает «покрывало») перешло от Ветхого Завета в Новый (притчи). В результате того, что оно было снято с Ветхого Завета стали понятны многие пророчества о Христе. С другой стороны, теперь уже в Новом Завете возникла иллюзия, что Евангелия  для понимания полностью открыты.

Но дальше, как мы знаем, Авраам напал на победителей и сам победил их, отняв у них Лота со всем его имуществом. Последнее может значить, что покрывало прикровенности должно быть снято и будет снято также и с Нового Завета. К чему это приведёт? — Один из возможных вариантов, — будет то же, что произошло с Содомом. После отнятия покрова (ангелы вывели Лота и его родственников из города) на город ниспал огонь и истребил всех его жителей за множество их беззаконий. Другой вариант развития событий следует из слов Господа: «всякий огнём осолится» и далее: «соль — добрая вещь ... имейте в себе соль» (Мк. 9,49-50). То есть одни в огне искушений очищаются и приобретают нечто доброе, для других же снятие покрова приводит к обнажению их грехов и злых дел, приводит к осуждению. Иначе говоря, снятие покрова незнания и непонимания обнажает то, что есть в человеке и ведёт либо к осуждению, либо к оправданию — вершится суд. Пришествие Христа подвело итоги истории ветхозаветного Израиля; при Втором же Его Пришествии будет судиться уже наша Церковь Нового Завета. Нам легко оправдывать свои дела, совершаемые не в согласии, а в противоречии с волей Божией, тем, что мы воли Его не знаем. Когда же явится Истина, оправдаться незнанием уже не удастся.

Но вот вопрос, является ли правосудие Божие существенным свойством Самого Бога, нужно ли оно Ему,  хочет ли Бог его? Возможно, ответ на этот вопрос даёт отрывок из третьей книги Царств, где Господь говорит Илие: «выйди и стань на горе пред лицем Господним, и вот, Господь пройдёт, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, и там Господь» (3 Цар. 19,11-12). Представим себе, что обозначенные здесь образы четырёх стихий есть четыре уже знакомых нам этапа цикла творения. Цель, завершение творения — «веяние тихого ветра», в котором Господь, но прежде идут «большой и сильный ветер, раздирающий горы ...», «землетрясение» и «огонь», в которых Господа нет. Тем не менее, этапы сильного ветра, землетрясения и огня являются необходимыми вспомогательными этапами цикла творения. Возвращаясь же к нашему вопросу о том, чем является огонь правосудия Божия,  мы можем теперь сделать вывод, что оно, хотя и является необходимым моментом творчества, однако «не в огне Господь». Праведный суд Божий — промежуточный вспомогательный этап творения, но ни в коем случае не его цель.

Расположим упоминаемые в книге Царств стихии в известном уже нам цикле творения.

Соотнесение «тихого ветерка», в котором Господь, с Евангелием от Иоанна сомнений не вызывает. Также не вызывает недоумения то, что огонь сопоставляется Евангелию от Луки. Только в нём описывается история о том, как Иоанн и Иаков Зеведеевы, желая наказать жителей города не принявшего Христа, хотели низвести на него огонь с неба (Лк. 9,51-56). И только там приводятся слова Господа «огонь пришёл Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» (Лк. 12,49). А вот по поводу положения  «землетрясения» недоумения возникают. Действительно, в Евангелии от Матфея, и только в нём, упоминается землетрясение, происшедшее в момент смерти Христа, и землетрясение при Его Воскресении. То есть, казалось бы, логичнее сопоставить землетрясение с Евангелием от Матфея. С другой стороны, обращает на себя внимание тот факт, что упоминаются именно два землетрясения: одно связанное с событием скорбным, а другое — с весьма радостным. Не являются ли эти события причиной землетрясения, ибо человек («земля»), оказавшись под воздействием, с одной стороны, желания воскресения, стремления к нему, а, с другой стороны, страха смерти, предшествующей воскресению, находится, как правило, в колебании. Поскольку же причина предшествует самому явлению, то, возможно, именно поэтому упоминание о двух землетрясениях мы находим у Матфея, а не у Марка.

Кроме того, особенностью Евангелия от Матфея является то, что здесь мы встречаемся с неким странным удвоением действующих лиц. Там где другие Евангелисты говорят об исцелении одного бесноватого (Мк. 5,1-13; Лк. 8,26-33), Матфей рассказывает об изгнании бесов из двух (Мф. 8,28-34). У Матфея Господь исцеляет двух слепцов (Мф. 20,29-34), а у Марка (Мк. 10,46-52) и Луки (Лк. 18,35-43) — одного. У Марка (Мк. 11,1-11), Луки (Лк. 19,29-36) и Иоанна (Ин. 12,12-15) Иисус въезжает в Иерусалим на одном ослёнке, а у Матфея на ослице и молодом осле (Мф. 20,1-8). Такое удвоение может возникнуть в результате действия «большого и сильного ветра, раздирающего горы...» С другой стороны, Евангелию от Марка  мы ранее сопоставили сына Адама и Евы Каина, которому после убийства им брата Авеля Бог сказал: »стеня и трясыйся будеши на земли»(Быт. 4,12). Опять мы встречаемся с «землетрясением», сотрясением человека -»земли», колебанием его между раскаянием и попытками утвердить свою правоту. Так что соответствие четырёх стихий четырём Евангелиям и, соответственно, четырём этапам цикла творения было проведено, скорее всего, правильно.

Теперь посмотрим, как описано в Деяниях Апостолов сошествие на них Святого Духа: «...внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнился весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещавать.»(Деян. 2,2-4). Из трёх предшествующих веянию тихого ветра стихий здесь упомянуты лишь две. Есть сильный ветер, есть огонь, но нет землетрясения. Этот факт, по-видимому, свидетельствует о том, что действие Духа Святого, в отличие от всех остальных духов не порождает в человеке каких-либо колебаний или сомнений. Человек, движимый Духом Святым, действует с осознанием глубокой истинности того, что он делает.

Обратимся теперь к небольшой книге пророка Аггея, посвящённой восстановлению после Вавилонского плена Храма Господня. Вернувшись из плена, люди столкнулись со многими трудностями и поэтому народ говорил: «не пришло ещё время, не время строить дом Господень» (Аг. 1,2). Но как по-разному видят причину возникающих трудностей пророк и другие люди. От лица Божия Аггей сообщает людям, что Бог наказывает людей именно за нерадение к воссстановлению Храма. Вот как говорится об этом в книге пророчества: «Вы сеете много, а собираете мало; едите, но не в сытость; пьёте, но не напиваетесь; одеваетесь, а не согреваетесь; зарабатывающий плату зарабатывает для дырявого кошелька» (Аг. 1,6). И далее: «За что? говорит Господь Саваоф: за Мой дом, который в запустении, тогда как вы бежите, каждый к своему дому. Посему-то небо заключилось и не даёт вам росы, и земля не даёт своих произведений.» (Аг. 1,9-10).

Господь обращается к пророку четыре раза. Посмотрим, как эти обращения начинаются:

1) «Во второй год царя Дария, в шестой месяц, в первый день месяца, было слово Господне через Аггея пророка ...» (Аг. 1,1)

2) «В седьмой месяц, в двадцать первый день месяца, было слово Господне через Аггея пророка ...» (Аг. 2,1)

3) «В двадцать четвёртый четвёртый день девятого месяца, во второй год Дария, было слово Господне через Аггея пророка ...» (Аг. 2,10)

4) «И было слово Господне к Аггею вторично в двадцать четвёртый день месяца...» (Аг. 2,20)

Из этих четырёх обращений первые три начинаются с даты, а потом говорится о том, что было слово Господне через Аггея. В последнем же случае вначале говорится, что было слово к Аггею, и лишь потом говорится о том, когда оно было сказано. Как это напоминает первые строки четвёртого Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово...» А не есть ли четыре обращения Бога через Аггея к людям — известные нам четыре Евангелия? (имя Аггей означает «праздничный»; соответственно пророчество, исходящее из его уст вполне может оказаться для нас благой вестью (евангелием) о грядущем празднике). Тогда первые три три обращения соответствуют синоптическим Евангелиям, а четвёртое - Евангелию от Иоанна. Сходства на этом не заканчиваются. Обратим внимание на то, что полностью дата обращения даётся лишь в первом и третьем случаях. Этой полноте даты соответствуют два родословия Иисуса в Евангелиях от Матфея и от Луки. Причём в двух этих Евангелиях родословия приведены в противоположном хронологическом порядке. Соответственно противоположный порядок датировки события мы находим в первом и третьем обращении Аггея (в одном случае — год, месяц, число, а в другом наоборот — число, месяц, год).

Двадцать четвёртый день девятого месяца — день, когда к Аггею было третье и четвёртое слово Господне имеет для нас особое значение, ибо о нём Бог сказал: «Доселе ни виноградная лоза, ни смоковница, ни гранатовое дерево, ни маслина не давали плода; а от сего дня Я благословлю их» (Аг. 2,19). Но только ли о плодах обыкновенных земных деревьев сообщает нам это обетование или здесь сказано нечто гораздо более для нас значимое? Предположим, что упомянутые четыре дерева обозначают четыре Евангелия. Соответствие будет следующее: Матфей — виноград; Марк — смоковница; Лука — гранатовое дерево; Иоанн — маслина. Тогда, принимая это предположение, мы получаем вывод, что, начиная со времени, соответствующего третьему обращению Бога к Аггею или времени жатвы (Евангелие от Луки) Евангелия начинают «плодоносить», т.е. открывать новый, сокрытый до этого смысл.

Посмотрим теперь, насколько обоснованным было наше предположение сопоставить четыре упомянутые дерева четырём Евангелиям. Прежде всего, оказывается, что эти четыре дерева упоминаются в обетовании, данном Богом народу Израиля после того, как Моисей вывел его из Египта: «Ибо Господь, Бог твой ... ведёт тебя в землю где пшеница, ячмень, виноградные лозы, смоковницы и гранатовые деревья, в землю, где масличные деревья и мёд» (Втор. 8,7-8). В предположении соответствия четырёх Евангелий четырём деревьям, это обетование фактически означает обещание Нового Завета. Интересно при этом, что как синоптические Евангелия стоят обособлено от Евангелия от Иоанна, так и при перечислении растущих в обетованной земле деревьев маслина отделена от всех остальных. Далее, как мы знаем, когда израильтяне подошли к земле обетованной, туда были посланы разведчики. Вернулись они оттуда с такой добычей: «срезали там виноградную ветвь с одною кистью ягод и понесли её на шесте двое; взяли также гранатовых яблок и смокв» (Числ. 13,24) То есть упоминаются только первые три дерева. Нет маслины — Конца — Царствия Божия, в Котором смысл Слова открывается во всей своей полноте, а не прикровенно в притчах. Люди не вкусили плодов Царства (плодов маслины и мёда) и в результате у них не хватило сил и решимости исполнить волю Божию и завоевать обещанную им землю.

В предположении соответствия четырёх деревьев Евангелиям, эта же история может иметь ещё одну интерпретацию. В соответствии с Преданием нашей Церкви, каждому из евангелистов сопоставляется одно из четырёх животных — шестикрылых серафимов, которых описывает в своём Откровении Иоаннн Богослов: «И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвёртое животное, подобно орлу летящему. И каждое из четырёх животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей ...» (Откр. 4,7-8). Плоды трёх деревьев, которые принесли лазутчики из земли обетованной соответствуют, в таком случае, лишь трём из четырёх шестикрылых серафимов. Число же составленное из трёх шестёрок — это известное нам число шестьсот шестьдесят шесть. И означает оно в этой интерпретации — отказ людей идти в своём понимании Слова Божия до конца. Результат, как мы знаем, таков, что никто из испугавшихся завоёвывать землю обетованную, в неё не вошёл, а умер в пустыне во время сорокалетнего путешествия по ней.

Три из четырёх деревьев упоминаются также в притче, с которой обратился сын Гедеона Иофам к жителям Сихема, поставивших себе в цари убийцу его братьев Авимелеха:

«Пошли некогда дерева помазать над собою царя и сказали маслине: царствуй над нами. Маслина сказала им: оставлю ли я тук мой, которым чествуют богов и людей и пойду ли скитаться по деревам? И сказали дерева смоковнице: иди ты, царствуй над нами. Смоковница сказала им: оставлю ли я сладость мою и хороший плод мой и пойду ли скитаться по деревам? И сказали дерева виноградной лозе: иди ты, царствуй над нами. Виноградная лоза сказала им: оставлю ли я сок мой, который веселит богов и человеков, и пойду ли скитаться по деревам? Наконец сказали все дерева терновнику: иди ты, царствуй над нами. Терновник сказал деревам: если вы по истине поставляете меня царём над собою, то идите, покойтесь под тенью моею; если же нет, то выйдет огонь из терновника и пожжёт кедры Ливанские» (Суд. 9,8-15).

Здесь место гранатового дерева занимает бесплодный терновник. Но, как видим, плода от него и не ждут — надеются получить лишь успокоение. Однако, последнее возможно лишь в том случае, если терновник поставлен в цари «по истине»; в противном случае терновник порождает вокруг себя огонь. Огонь же — это как раз одна из четырёх стихий, соответствующая Евангелию от Луки. Также Луке соответствует, занимающий место гранатового дерева, терновник.

Кстати, и бесплодный терновник может иногда действием Божиим «плодоносить». Вспомним о неопалимой купине. Господь явился Моисею в виде огня, в котором горел и не сгорал терновый куст. Плодом этого явления был исход евреев из Египта.

Вернёмся теперь к «двадцать четвёртому дню», к тому моменту, когда деревья (Евангелия) начинают плодоносить. В третьем слове Господа к Аггею, сказанном в этот день, есть такое место: «... обратите сердце ваше от сего дня и назад, когда ещё не был положен камень на камень в храме Господнем. Приходили бывало к копне, могущей приносить двадцать мер, и оказывалось только десять; приходили к подточилию, чтобы начерпать пятьдесят мер, а оказывалось только двадцать.» (Аг. 2,15-16) Третье обращение соответствует у нас Евангелию от Луки. Соответственно в нём мы обнаруживаем притчу о неверном управителе, в которой последний прощает должнику пятьдесят мер масла и двадцать мер пшеницы. Интересное совпадение! Похоже, в двух случаях говорится об одном и том же — о прощении, через которое человек может «получить» двадцать мер пшеницы и пятьдесят мер масла, однако, как оказывается, реально получает лишь десять мер пшеницы и двадцать мер масла. То есть прощение не полное. Почему? — Ответ находится в книге пророка Аггея. Причина — осквернение через прикосновение к мертвецу. Но, вот вопрос, к какому мертвецу, ведь осквернение касается всего народа, всего племени (Аг. 2,14)?

По-видимому, речь здесь идёт об истории грехопадения, точнее о данном Господом обетовании, что, если человек вкусит от древа познания добра и зла, то смертью умрёт. После того, как человек запретного плода всё же вкусил, в нём произошло разделение. Одна часть его существа говорила о том, что, нарушив запрет Бога, человек должен понести наказание — умереть. Другая же часть пыталась поступок человека оправдать. О подобном разделении говорят и Евангелия: «тогда двое будут на поле: один берётся, а другой оставляется; две мелющие в жерновах: одна берётся, а другая оставляется» (Мф. 24,40-41) и «отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух и двое против трёх» (Лк. 12,52) В одном случае отношение один к одному — это отношение полученного и недополученного зерна; в другом случае отношение два к трём — это отношение полученного и недополученного масла. (см. Аг. 2,16) Позднее, мы попытаемся решить задачу о том, как получить все двадцать мер пшеницы и все пятьдесят мер масла, т.е. как получить полное прощение, а сейчас продолжим анализ книги пророка Аггея.

Призыв обратить сердца назад от двадцать четвёртого дня девятого месяца встречается у пророка Аггея ещё раз (Аг. 2,18), причём в этом случае двадцать четвёртый день замечателен здесь тем, что это день, когда был основан храм Господень. Если же мы обратимся по назад по тексту, то обнаружим, что работы в доме Господа Саваофа стали производить в «двадцать четвёртый день шестого месяца во второй год царя Дария» (Аг. 1,15). Получили странную вещь. Мы привыкли к тому, что строительство начинается с закладки основания, а здесь строительство началось на три месяца раньше чем храм был основан. Решение этого парадокса может заключаться в том, что два камня, о которых упоминает пророк (Аг. 2,15)  — не что иное, как «главное» и «основное» и последовательность их появления именно такова: в начале появляется «главное» и лишь затем появляется «основное» и первый камень полагается на второй. Подтверждение этому мы находим в том, что вначале в Евангелиях от Матфея и от Марка женщина помазывает миром голову Иисуса, а затем в Евангелиях от Луки и Иоанна — ноги. На ту же последовательность  — от главного к основному указывает и подробность, упомянутая Евангелистом Иоанном  при описании хитона Господа: «хитон же был не сшитый, а весь тканный сверху.» (Ин. 19,23)

Все эти «мелочи» могут иметь отношение к одному очень важному обстоятельству. В Евангелиях мы встречаем два выражения, между которыми обычно не проводим никакого различия, это: «Царство Небесное» и «Царствие Божие». Первое встречается только в Евангелии от Матфея, второе — у всех Евангелистов, но преимущественно у Луки. В конечном итоге «Царствие Божие» — это и есть тот Храм Господень который должен построить человек. Начинается Его строительство с «Царства Небесного», а завершиться должно тем, что воля Отца нашего Небесного будет «на земле, как на небе»(Мф. 6,10).

Говоря о Втором Пришествии, обычно полагают, что Господь всё совершит Сам без нашего участия. Но не получается ли так, что, начав строить, мы, перекладывая всю ответственность на Бога, сами отказываемся доводить дело до конца? И что должны означать наши каждодневно и многократно повторяемые слова: «да святится Имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя»  — только ли пассивное «одобрение» дел Божиих, или активное в этих делах наше участие? Очевидно, что Богу одобрение наше совсем ни к чему, а вот участие, пожалуй, очень нужно. Вспомним притчу о блудном сыне. Отец принял его как сына после того, как тот решил в себе: «я ... недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наёмников твоих» (Лк. 15,11-32). То есть усыновление человека Богу возможно только в том случае, когда человек  является не просто сторонним наблюдателем или судьей дел Божиих, а как член Его Тела непосредственно участвует в этих делах, становится «делателем» (Мф. 9,37-38; Лк. 10,2).

Как мы видим, проблема четырёх Евангелий находит своё отражение не только в самих Евангелиях, но и в Ветхом Завете и в житиях христианских святых, что, конечно, свидетельствует о её важности. Здесь приведены лишь некоторые образцы и примеры, на которые обратил внимание автор во время обычного чтения. Несомненно, таких примеров при достаточно серьёзной работе с книгами можно найти гораздо больше. Мы же пока ограничимся ещё одним. В житии равноапостольного Аверкия (память 22 октября ст. ст.) описывается эпизод в котором святой, путешествуя в Рим, влил в одни мехи вино, воду, уксус и масло. Когда ему  было нужно, он мог извлечь из мехов любую жидкость. Однако, когда без его благословения то же пытался сделать его ученик,  у него ничего хорошего не получилось — вытекали все четыре жидкости сразу. Затем ученик покаялся и Аверкий сделал так, что вновь из мехов он мог наливать именно то, что ему нужно. Как это похоже на историю с купцами из жития Георгия Победоносца. Вначале четыре купца платят отдельно, потом один золотой от всех, а потом опять каждый даёт по золотой монете.

Замечательно и то, что имя Аверкий означает «удерживающий» (лат.). Также как и имя персидского царя Дария, в правление которого народ Израиля восстановил свой Храм. Аверкий (удерживающий) имеет власть соединять воедино и разделять содержание четырёх Евангелий (четыре разных жидкости в одних мехах), власть получить через новое Их прочтение «четыре золотых», появление которых послужило началом к сбору средств и, в конечном итоге, восстановлению храма Георгия Победоносца. Как мы видим, имена обоих «удерживающих» имеют связь с восстановлением храма, восстановлением полноценного служения Богу. А нет ли тут связи также и с тем «удерживающим» о котором говорит Апостол Павел в связи с последними временами (2 Фес. 2,7)?

На первый взгляд кажется, что дела, которые совершают «удерживающие», в разных случаях различны, причём различны вплоть до противоположности. Действительно, в одном случае появление «удерживающего» для нас ассоциируется с некоторым благим приобретением (постройка храма, новое понимание Евангелий). Апостол же Павел, как мы привыкли думать, сообщает нам, что отнятие из среды живущих людей «удерживающего» должно привести к появлению антихриста. Однако, посмотрим, действительно ли слова Апостола следует понимать только так и никак иначе. Вот что он пишет:

«Молим вас, братия, о пришествии Господа нашего Иисуса Христа и нашем собрании к Нему, не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, как бы нами посланного, будто уже наступает день Христов. Да не обольстит вас никто никак: ибо день тот не придёт, доколе не придёт прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога. Не помните ли, что я, ещё находясь у вас, говорил вам это? И ныне вы знаете, что не допускает ему открыться в своё время. Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь.

И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьёт духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего, того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения.» (2 Фес.  2,1-10)

Мы привыкли думать, что беззаконник, или иначе антихрист, придёт после того, как будет взят удерживающий. Однако, исходя из того, что тайна беззакония начала действовать уже в апостольские времена, можно думать, что антихрист явится ранее того момента, когда он откроется людям. То есть приход и воцарение антихриста совершается тайно, а обнаруживается этот факт людьми лишь потом. Причём обнаружится он благодаря тому, что будет «взят от среды удерживающий». Последнее также может означать не потерю, а приобретение, т.е. «удерживающий», как и антихрист, и был и есть, но до времени он присутствует сокрыто. Когда же он будет «взят от среды», опознан, он, в свою очередь, снимет покров с тайны беззакония и явит миру антихриста. Сила антихриста заключается в том, что он творит свои дела в тайне. Когда же тайное станет явным, антихрист потеряет основание своей силы и «Господь Иисус убьёт [его] духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего».

Об антихристе мы ещё поговорим, когда будет обсуждаться вопрос о Втором Пришествии Господа. Пока же подведём итоги обсуждения проблемы четырёх Евангелий.

Первое, на что следует обратить внимание, — это связь проблемы четырёх Евангелий с вопросом  о Цели всей нашей истории, с вопросом о Втором Пришествии Господа. Особенности Евангелий могут помочь нам определиться относительно того, как скоро следует ожидать этого События и что можно и нужно делать, чтобы «приблизилось Царство Небесное».

Другой идеей, по важности сравнимой с первой, является мысль о том, что четыре Евангелия в совокупности описывают общий цикл творения. Разобравшись в том, как осуществляется связь и различие четырёх повествований о земной жизни Христа, мы сможем приоткрыть завесу над тайной творчества, приблизиться тем самым к Творцу и с Его помощью сами стать творцами.

Конечной Целью, к которой, хотя и не желая того, но тем не менее движется, мир является Второе Пришествие Господа и установление Царствия Божия. Однако, чтобы понять к чему мы движемся и сознательно устремиться туда нам нужно знать не только о том, что нас ждёт в конце, но и как началась эта история. Обратимся поэтому к истории грехопадения и попробуем понять, что там произошло.

Оглавление:

Введение Глава 1. На пути в Царствие Божие Глава 2. Первая проба Глава 3. Немного о методе Глава 4. Проблема четырёх Евангелий Глава 5. История грехопадения Глава 6. Ной и его сыновья Глава 7. История нашего спасения Глава 8. Второе Пришествие Христа Глава 9. Вопрос о сроках Глава 10. Что нас ждёт в недалёком будущем Глава 11. Новое и старое Глава 12. Христос, чей Он Сын? Вместо заключения