Приступая к
обсуждению столь сложного вопроса, хотелось бы сразу же сделать одно важное
замечание. Ни история грехопадения, ни история спасения ещё не завершились.
Мы до сих пор совершаем грехи, до сих пор не знаем воли Божией и не исполняем
её. Потому что во всей полноте ни понять в чём корень греха, ни осознать, что
совершил Христос, мы пока ещё не смогли. Как же понять суть греха и найти тот
путь, который привёл бы нас ко спасению? Не будем забывать, что на пути этом
немало ловушек. Так, например, величайшим заблуждением является мнение, что
можно понять данное нам Богом Откровение, не исполняя в нём сказанного. Люди
думают, что вначале нужно понять, а затем лишь можно приступать к исполнению.
Да, исполнить
может только понимающий, что надо исполнять. Но не менее справедливо
и обратное утверждение, что понять Христа может только тот, кто пытается следовать
за Ним, кто пытается исполнять данные Им заповеди. Причём исполнять не только
ради простого исполнения, но и ради понимания тоже.
Об этом приходится
говорить, так как в среде верующих заметны две, часто противостоящие друг другу,
тенденции. Одни люди пытаются понять Библию умом. Видя воочию достижения современной
цивилизации, построенной на базе научных знаний, веря в могущество человеческого
разума, они надеются, что силы их ума хватит на то, чтобы снять покров тайны
и с Божественного Откровения. Это мудрые «змеи». Другие же, имея перед собой
опыт Церкви, говорящий о том, что практически все ереси начинались с попыток
глубже понять тот или иной вопрос, относятся к «мудрованиям» весьма настороженно.
Они предпочитают не размышлять о божественном вообще, а все силы бросить на
то, чтобы исполнить то, что уже понятно. Причём понято другими. Это простые
«голуби».
Тем не менее,
Христа распяли и те, и другие. Выдали Его на смерть «мудрые» книжники, фарисеи
и первосвященники; привели же приговор в исполнение «простые» воины римляне.
Да и требование «распни, распни Его!»
(Лк. 23,21) исходило не только от первосвященников, но и от простого народа,
к которому фарисеи относились с большим пренебрежением («этот народ невежда в законе, проклят он» (Ин. 7,49)). Ученикам же
Своим Господь заповедал примирить в себе то, что ныне нам представляется совершенно
разным вплоть до противоположности: «будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф. 10,16). Того же,
естественно, желает и автор. Поэтому мне очень не хотелось бы, чтобы книга эта
оказалась оружием в руках «змей» в
борьбе против «голубей». Все рассуждения,
приведённые в книге, нужны лишь для одного — да приблизится к нам Царствие Божие,
в котором удовлетворится и жажда мудрости «змей» и жажда простоты и искренности «голубей».
Настоящее и
окончательное понимание будет только когда наступит Царство Божие. Пока же Оно
не наступило, говорить о том, что мы что-либо понимаем, можно лишь весьма
относительно. Замечу, что такое осознание своей слепоты, хотя оно и ставит
автора в невыгодное положение по сравнению со «знающими» и «понимающими», есть
необходимое условие следования за Христом (см. Ин. 9,39).
Если оценки
нашего нравственного суда, основанного на нашем «знании» добра и зла, приводят
к заблуждениям, если они являются источником лжи, то естественно поставить вопрос
о том, что нам следует или отказаться от них, или следовать им с большой осторожностью.
Наша уверенность, что имеющихся у нас знаний о добре и зле для нас вполне достаточно,
чтобы делать богоугодные дела, должна быть основательно поколеблена. Если взглянуть
на христианство с этой точки зрения, то непредвзятый человек, конечно, увидит,
что эта религия подходит для такой цели как нельзя лучше. Достаточно уже одной
нагорной проповеди Христа, чтобы убедиться, что предлагаемые Господом оценки
«хорошо – плохо« оказываются кардинально отличными от общепринятых.
Главным же разрушителем
всякой определённости иллюзорного мира построенного на нашем знании добра и
зла, безусловно, является Крест Господень. Что сделали со Христом с точки зрения
нравственности предавшие и распявшие Его? — Казалось бы, ответ очевиден. Распяв
праведника, иудеи совершили величайшую несправедливость. За все блага, которые
Он дал людям, за все чудеса, которые Он совершил ради людей, те отплатили ему
ненавистью и предали позорной смерти. Если мы согласимся с тем, что произошло,
мы уже в принципе больше не можем говорить ни о какой справедливости, ибо большей
несправедливости придумать трудно. Если же мы воспротивимся, если скажем вместе
с Петром «будь милостив к Себе, Господи!
да не будет этого с Тобою», то услышим от Него страшные слова: «отойди
от Меня сатана! ты мне соблазн; потому что думаешь не о том, что Божие, но что
человеческое» (Мф. 16,22-23). Как же «нравственно» отнестись к событиям,
связанным со Крестом? Ведь наша оценка «хорошо» предполагает соучастие с теми,
кто распинал, а наша оценка «плохо» Самим Христом названа противлением Божьей
воле? И безразлично к происшедшему отнестись тоже никак нельзя!
К счастью, есть
ещё одна возможность. Мы можем не фантазировать по поводу того, как бы мы повели
себя на месте Петра или других апостолов, не судить Иуду и пришедших с ним воинов,
не пытаться участвовать в том, в чём мы реально участия не принимали,
не судить сущее и Сущего, а попытаться понять, что произошло. Сделали
другие, сделал, в конечном итоге, Бог; мы же можем воспользоваться плодами.
И безнравственно как раз отказываться от этих плодов, т.к. смерть Христа оказывается
тогда ненужной и бессмысленной. За возможность подарить нам великий Дар Своего
Креста Господь заплатил Своей жизнью. Поэтому отказываться от этого Дара, от
плодов древа Жизни со стороны людей — предательство.
Те, кто знакомы
с научным методом, возможно уже почувствовали, что речь идёт о чём- то знакомом.
Действительно, это ни что иное, как «объективный» метод науки. Когда учёный
вопрошает природу, он старается как можно больше отсечь всё субъективное. Естественно,
полностью исключаются и нравственные оценки получаемого знания. С точки зрения
науки некорректно, например, думать хорошо или плохо то, что человек, поскользнувшись,
падает точно также, как и неодушевлённые предметы. Это есть, и принять
этот факт учёный должен беспристрастно, даже если при падении он набьёт себе
шишек.
Когда Иисус
пришёл в дом Марфы и Марии первая служила Ему, а вторая «всего лишь» слушала
и старалась понять и принять сказанное. И оказалось, что в «едином нужном на потребу» Мария избрала «благую часть» (Лк. 10,42) Делать дела мы худо-бедно научились, а
вот извлекать для себя пользу из содеянного Христом мы, увы, практически не
умеем. А, поскольку это как раз и есть «благая
часть», получается, что, ревнуя об угождении Богу, мы сами себя лишаем
благ, Богом нам даруемых. Воля Бога в том, чтобы мы научились получать
от Него то, что Он хочет нам дать. Впрочем, конечно никто не против получать,
но, тем не менее, почти никто не желает этому учиться.
Мы как будто
не сомневаемся, что получить от Бога некое откровение — это благо. Однако опыт
тех, кто такое откровение получил и «не смог вместить» показывает, что без умения
принять и понять это откровение оно оборачивается человеку злом. Нам дают хлеб,
а нам кажется — камень, дают рыбу, а нам кажется — змею, нам дают яйцо, а мы
думаем — скорпиона. (Лк. 11,11-13) В частности, попытки понимания Библии на
основе нравственных оценок приводят иной раз к абсурду.
«Хорошо» ли
поступил Бог, когда предал праведного Иова в руки сатаны? С точки зрения человеческой,
даже и не стоит пытаться представить себе, что может испытывать любящий отец
(а ведь мы продолжаем верить, что Бог для каждого из нас — любящий Отец) при
виде страданий любимого сына. Не желая осудить Бога, мы вынуждены просто отказаться
от какого-либо суждения. Здесь дело и воля Божия, а не человеческая. «Хорошо»
ли поступил Соломон, когда отдал приказ на глазах матери разрубить её младенца?
Однако мы не судим его, ибо знаем, чем завершился этот суд мудрейшего из людей
— мать обрела своего сына живым. (3Цар. 3,16-28). «Хорошо» ли поступил Иаков,
украв благословение, которое должно было достаться брату, или когда фактически
расхитил (ведь всё, что добыто хитростью, есть хищение) богатства Лавана? (Быт.
30,25-43). Однако и его мы не судим, ибо это был бы суд над нашей верой (каков
плод, — таково и древо, а Бог Сам называет Себя Богом Авраама, Исаака и Иакова
(Исх. 3,6)), над собой.
Пока что мы
говорили о Кресте как разрушителе иллюзий, а каков же положительный плод Креста,
или древа Жизни, как Его называют в Церкви? Ответ таков: «Сам Христос!» На первый
взгляд такое утверждение может показаться абсурдным, ведь Господь умер
на кресте! Тем не менее, именно Крест подарил нам Христа и именно потому, что
Он там страдал и умер.
Сказанное, безусловно,
нуждается в пояснении. Дело в том, что пока Иисус жил среди людей, активно участвовал
в их жизни вопрос о том, кто Он оставался для людей открытым. Лишь смерть на
Кресте и последующее Воскресение однозначно засвидетельствовали: Он — действительно
Тот, Которого обещал людям Бог.
При жизни
важнейшим обвинением Иисуса со стороны первосвященников, книжников и фарисеев
было то, что Он — разрушитель основ, на которых базировалась жизнь народа
Израиля. В Нём видели человека, то и дело нарушающего предписания Закона
данного через Моисея самим Богом. И, казалось бы, Сам Иисус неоднократно давал
к тому повод. Его ученики ели не умыв рук, как остальные иудеи; Он свободно
разговаривал со всеми: и с самарянами, и с грешниками, и с язычниками, общения
с которыми праведные иудеи тщательно избегали; Он, в конце концов, «нарушал»
субботу и называл Себя Сыном Божиим! То есть попытка чисто «беспристрастно» и
«справедливо» решить вопрос о том, кем был Иисус: разрушителем Закона
(беззаконником) или исполнителем его, как Он Сам о Себе утверждал (Мф .5,17),
до Его крестной смерти вполне могла привести к выводу — перед нами беззаконник.
Кто мог быть
более уверен в том, что Иисус — действительно обещанный Мессия, как не Иоанн
Креститель. Ещё до Крещения Господа, он говорил: «мне
надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?» (Мф. 3,14) Затем
Иоанн увидел Духа Святого в виде голубя сходящего на Иисуса, а все присутствовавшие
слышали «глас с небес, глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое
благоволение» (Мф. 3,17) И, тем не менее, будучи в заточении, Иоанн посылает
к Иисусу своих учеников с вопросом: «Ты ли Тот, который должен придти, или ожидать нам другого?» (Лк.
7,19). Можно, конечно, думать, что сделано это было только ради веры учеников.
Однако такой поступок свидетельствует, что у самого Иоанна Крестителя, по-видимому,
недоставало аргументов, чтобы со всей убедительностью самому отвести все сомнения,
которые у учеников могли возникнуть.
Что же ответил
Иисус? — «пойдите, скажите Иоанну, что вы видели и слышали:
слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мёртвые
воскресают, нищие благовествуют. И блажен, кто не соблазнится о Мне!» (Лк.
7,23) Если вдуматься, ответ этот не столько действительно отвечает на вопрос,
не столько снимает все сомнения, сколько порождает ещё более вопросов. Действительно,
видеть то, что они видели и слышать, что слышали, ученики Иоанна могли бы и
сами, не вопрошая у Христа «ты ли Тот?».
А от Себя же Он сказал лишь «блажен, кто
не соблазнится о Мне!». То есть ответить на этот вопрос должен не кто-то
другой, а сам вопрошающий.
Легко ли достичь
блаженства? – наверное, не легко. Очень не легко! Но из этого сразу следует,
что столь же сложно однозначно решить, что Иисус есть действительно Тот самый
ожидаемый Христос! Что интересно, предупреждает об этом Сам Господь. Для чего?
Ведь кажется, что чем больше людей в простоте сердечной, не исследуя, скажут:
«да, это Христос» и последуют за Ним, — тем лучше. А, оказывается, нет. Не это
нужно Господу. Ведь вера в этом случае будет слепой, а Христос ожидает нашего
прозрения, нашей сознательной веры. Прозрение же это наступает по мере того,
как мы преодолеваем встречающиеся соблазны. Преодолеваем не простым выбором
в пользу Христа, а тем, что добиваемся, чтобы весь наш жизненный опыт убеждал
нас в истинности христианства. Тем, что мы приходим к выводу, что иначе и быть
не может. Блаженство возможно тогда, и только тогда, когда мы полностью убеждаемся
в том, что достигли истины. Иначе же, если есть хоть малые сомнения, если остаётся
опасность ошибки, то какое же тут может быть блаженство!
Кстати, почему
мы называем Иисуса Христом? Ведь евреи ожидали обещанного Богом Мессию («Помазанника»),
а слово «христос», хотя и означает то же самое, но является словом греческим.
Не встречаемся ли мы здесь опять с известным нам «во-первых, Иудею, потом и Еллину» (Рим. 1,16)?
Итак, Крест
подарил нам Христа, ибо однозначно показал, что перед нами отнюдь не льстец,
желающий приобрести себе как можно больше последователей. Действительно, если
бы Господь сошёл с Креста, если бы дал людям требуемое ими свидетельство
истинности всего Им сказанного, Он мог приобрести Себе множество новых
поклонников. Но дело в том, что поклонились бы при этом люди не тому Богу,
Который есть, не Сущему, а тому, которого сами хотели бы почитать богом, т.е.
идолу. И Иисус при этом оказался бы отнюдь не Христом, а антихристом.
Отказавшись же исполнить требование фарисеев и толпы, Господь дал им гораздо
более сильное уверение, — Он дал людям Своё Воскресение!
Христиане утверждают,
что с Воскресением Христа история спасения Богом людей завершилась. Это утверждение
кажется странным, т.к., оглядываясь вокруг себя, мы видим, что находимся отнюдь
не в Царстве Божием, пришедшем в силе. Греха, боли и страданий в мире ничуть
не меньше, чем во времена Христа. Как же можно говорить о том, что Господь дал
людям всё, что им нужно!? — Тем не менее, когда речь идёт о «доказательстве»
истинности утверждения, что Иисус действительно был Сын Божий, ожидать более
сильного доказательства, чем Воскресение невозможно. Бог дал людям максимум
возможного. И теперь вопрос о том, сможем ли мы принять Христа и последовать
за ним, должен быть решён прежде всего нашими человеческими усилиями. С этой
стороны история человечества, естественно, ещё не завершилась.
Вернёмся опять
к тому, что требовали от Христа люди: «пусть
теперь сойдёт с креста, и уверуем в Него» (Мф. 27,42) Ведь это ни что иное,
как предложение сатаны: «Тебе дам власть
над всеми сими царствами и славу их; ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её. Итак, если Ты поклонишься мне,
то всё будет Твоё» (Лк. 4,6-7). Ты исполняешь то, что хотим мы, и тогда
всё, что мы имеем, будет отдано в Твоё распоряжение. Люди готовы отдать всё,
а себе оставить лишь одно — возможность главенствовать над Богом!
Овцы готовы
слушаться пастыря и следовать за ним, но только тогда, когда Пастырь не понуждает
их, не требует от них того, чего сами по себе овцы не хотят. «Будь среди нас,
будь таким же, как и мы, — тогда мы признаем твоё главенство над нами». Увы,
такое предложение насквозь лживо. Те, кто ещё недавно хотели взять Христа и
сделать Его царём, скоро будут кричать Пилату: «распни,
распни Его!» Поставляющие царя на царство, потом, в случае несогласия царя
с их волей, сами же его и распинают. Уж кто-кто, а Пилат эту сторону земной
власти знал прекрасно. Будучи правителем, он сам часто оказывался в роли того,
кем управляют. Например, желая освободить Иисуса, он, тем не менее был вынужден
отдать Его на распятие. Поэтому то и появилась на кресте очень оскорбительная
для иудеев, но очень верно отражающая суть происходящего надпись: «Иисус Назорей, Царь Иудейский» (Ин. 19,19)
Как овцы готовы
«подчиниться» пастырю, когда он следует за ними, так избалованные дети тоже
иногда выражают готовность подчиниться воле родителей. Но только тогда, когда
родители их ублажают. До тех пор, пока Иисус исцелял больных и кормил голодных,
до тех пор, пока Он давал, ничего не требуя, люди толпами шли за Ним. Но как
только Он обличил неправду, как только попытался искоренить бытующие в народе
заблуждения, — сразу же получил в ответ неприязнь, ненависть.
Мы часто успокаиваем
свою совесть мыслью, что зло, причинённое людьми Господу, содеяли люди Ветхого
Завета, не знавшие ещё истины. Мы думаем, что мы сами другие. Однако задумаемся,
почему у народа Божия, у Его овец оказались слепые пастыри? Неужели Бог оставил
тех, воспитанием которых Он занимался на протяжении двух тысяч лет? — Нет, конечно!
Просто людям дано было на своём собственном опыте познать, к чему приводит увлечение
мирской славой. Пастыри, прельстившиеся почитанием у людей и последовавшие ради
этого за слепыми овцами, за их похотями, сами стали слепы. Они ослепли потому,
что последовали не за светом истины, а за тем «светом, который есть тьма» (Лк. 11,35)
Иисус же, своим отказом последовать совету слепых овец и слепых пастырей и сойти
с креста, явно показал, что Он — другой, Зрячий.
Нам христианам,
как в древности иудеям, Бог также даёт свободу выбора между светом истины и
тьмою следования человеческим страстям. К счастью, — на время, ибо свобода эта
часто ощущается нами как богооставленность. Когда же приближается Царство Небесное,
когда Истина начинает в этом мире являть Свою силу, оправдывать свой выбор в
пользу тьмы своим незнанием становится всё труднее. Первое Пришествие Христа
выявило всё лицемерие избранного народа Израиля. Но, наверное стоит задуматься
и над тем, чем станет Второе Пришествие для нас, христиан.
Вернёмся, однако
ко Кресту. Если Он есть древо Жизни и если Он явил нам Христа, то Сам Господь
и есть плод этого древа. Если же принять, что древо Жизни и древо Познания —
это одно древо, то распявшие Христа содеяли не что иное, как водрузили сорванный
прародителями плод на его прежнее место. Фактически это своеобразная попытка
«исправить» грех Адама, вернув всё в исходное состояние. Но одновременно это
означает признание того, что Адам действительно согрешил. Казалось бы, мы имеем
дело с раскаянием в содеянном Адамом, отречением от его «греха», с исправлением
греха. Но не тут то было! Распятие Праведника вряд ли можно назвать покаянным
действом. Это ложное покаяние, лицемерие. Вспомним опять, как Господь обличал
фарисеев, строящих гробницы пророкам которых побили камнями их отцы. Они утверждали,
что не участвовали бы во грехах, содеянных отцами, а Господь им на это ответил:
«Таким образом вы сами против себя свидетельствуете,
что вы сыновья тех, которые избили пророков» (Мф. 23,31).
Тем не менее,
несмотря на то, что намерения иудеев были ложны, в результате их действий люди
вновь получили возможность вкушать от древа «среди
рая» (часто на Распятиях можно видеть буквы: «м л р б», что означает
«место лобное — рай бысть») Вновь кто-то, вкушая Тело и Кровь Христовы, вместе
с Адамом вкушает от древа Познания. Но кто-то может, причащаясь тех же Святых
Таин, вкусить и от древа Жизни! (ср. 1 Кор. 11,28-30)
Вкушение от
древа Познания добра и зла, как об этом говорит весь опыт человеческой истории,
приводит к тому, что человечество начинает разделяться в себе. Этот факт нашёл,
по-видимому, своё отражение в том, что со Христом были распяты ещё два разбойника,
получивших один — добро, а другой — зло. Но, может быть, можно избежать зла
и получать вместе с правым разбойником только добро? Увы, вся история человечества,
— это история погони за этой несбыточной мечтой. «Простое» принятие правым разбойником
неизбежности страдания и справедливости его также с неизбежностью порождает
противление левого. Действительно, если Бог есть любовь, то как можно признать
за страданиями право присутствовать в нашей жизни. Невозможно это признать!
Поэтому чем более упорно правый разбойник будет настаивать на своей правоте,
тем больший повод он даст левому разбойнику для противления происходящему. Потому
то правый и является разбойником, что его «правота» является источником и причиной
«неправоты» другого. Их взаимное отрицание позиции другого — тот «разбой» в
котором равно виноваты оба. Разница лишь в том, что один готов признать свою
вину (даже тогда, когда и не понимает её), а другой признавать её не хочет (может
быть, потому, что отнюдь не всегда понимает, в чём он виноват).
Более того,
в Библии есть книга Иова, которая даёт левому разбойнику шанс также почувствовать
свою «правоту». Действительно, если человек не видит своей вины, но при этом
страдает, то это совсем ещё не значит, что он действительно виноват. Иов был
праведен перед Богом, но претерпел страдания не за грехи. Бог испытывал Иова
для того, чтобы, убедившись в достоинстве его, дать ему дары большие прежних.
Признание же Иовом за собой каких-то несуществующих грехов, к которому подталкивали
его друзья, было бы таким же лицемерием, как и отрицание нами тех грехов, которые
действительно есть. Иов, отказавшись взойти на крест правого разбойника, устоял
в истине и оказался более «правым» перед Богом, чем его друзья, советовавшие
ему покаяться.
Заметим теперь,
что слово «правота» по отношению к левому разбойнику, конечно, употреблено некорректно.
Речь здесь идёт скорее о более точном исполнении воли Божией, понимании Его
промысла. Тем не менее это слово было использовано специально для того, чтобы
обратить внимание на то, как прочно в нашем сознании связались два понятия:
«правота» (или «справедливость») и «добро» (или «хорошо»). Но всё-таки, давайте
не будем забывать, что Крест с распятым на нём Христом находился посередине,
а отнюдь не справа. То есть стремление к правоте, уход «вправо» есть такое же
уклонение, отход от Истины, как и уход влево. Другими словами, попытка настаивать
на том, что человек обязан просто согласиться с тем, что происходит с ним и
вокруг него, не задавая вопросов, не сомневаясь, не пытаясь понять, — такая
«правота» отнюдь не есть исполнение воли Божией. Такого рода усилия могут нас
уводить от Бога в той же мере, как и простое противление происходящему, несмирение,
бунт. И то, и другое: некритичное принятие всего, с одной стороны, и, наоборот,
отрицание всего что не находится в согласии с твоими взглядами с другой, — в
равной мере слепы.
В то же время,
хотя один слепец не принимает позиции другого, оба они вполне понимают друг
друга. И оба, как правило, не понимают третьего — зрячего. Не понимают, а, обычно,
и не желают понимать и признавать, что вообще этот третий существует. Каждый
видит лишь свою «правоту» и «неправоту» противника. Почему разбойник , распятый
справа от Христа, был принят Им в небесные обители, так это потому, что он именно
признал Третьего, а не увидел в Нём лишь «второго» — своего противника. Обычно
же, когда двое спорят, появление третьего, желающего примирить спорщиков, воспринимается
каждым из них как появление новой помехи, нового врага, действующего заодно
с прежним.
Подобные примеры
мы видим не только в христианстве. Задолго до Христа мудрейший Сократ сторонниками
демократии воспринимался как приверженец тирании, а тираны видели в нём одного
из поборников демократии. В конце концов человек, ищущий истины, Бога был обвинён
в разрушении нравственных и религиозных устоев общества и осуждён на казнь.
Чем чревато
для людей следование своей воле и противление всему несоответствующему ей мы,
по крайней мере, в пределах христианского мировоззрения, кажется, немного начали
понимать. В то же время опасность, таящаяся в позиции простого «согласия» с
тем, что принимается за волю Божию, нами явно недооценивается. В результате,
в испуге устремившись прочь от одного разбойника, мы попадаем в руки другого.
Вспомним рассказанную Господом притчу о двух сыновьях (Мф. 21,28-32). Один сын
на предложение отца работать в его винограднике ответил «не хочу», а после, раскаявшись, пошёл. Другой сказал в ответ: «иду государь» и не пошёл. Волю отца исполнил,
в конце концов, не второй, не «согласный» , а первый — «противящийся». Покаяться,
оказывается, легче тому, который ранее противился воле отца. А другому, в чём
ему каяться, если он уже согласный? Однако, как видим, одного согласия
мало, необходимо исполнение.
Об этом — то
исполнении и пришёл напомнить Своему народу Господь. Глядя на историю
ветхозаветного Израиля, мы видим с каким терпением Бог преодолевает упорное
противление «жестоковыйного» (Исх.
33,5) народа, Им Самим созданного. И вот когда наконец Бог смирил этот народ,
поставив его в зависимость от власти Рима, последний решил стать очень
«послушным» Богу. Появилось много ревнителей Закона, которые, как на проверку
оказалось, более следили за тем как исполняют (а чаще, — не исполняют) Закон
другие, чем пытались исполнить сами. Обращали основное внимание на формальное
исполнение мелочных предписаний, не пытаясь вникнуть в глубокий смысл Закона.
То есть пытались создать видимость исполнения, не исполняя по сути. Когда же
Христос обнаружил перед всеми это лицемерие «праведников», последние
потребовали для Иисуса позорной смерти.
Воскресение
Христа, казалось бы, должно было открыть людям глаза, чтобы они увидели, в чём
же заключается истинное исполнение воли Божией. Однако неприятие большинством
народа благовестия о Воскресении явно показало, что народ как был жестоковыйным,
так жестоковыйным и остался. Сменилась только вывеска; суть осталась той же.
Слепой остался слепым, однако, если раньше он «противился» воле Божией, то теперь
он активно «за». И борется уже против Того, Кто «противится». Не правда ли,
знакомая картина. Здесь легко узнаются не только книжники и фарисеи, но и многие
наши современные «ревнители православия».
Как легко стать
«православным», прочитав несколько мест из святых отцов и немного познакомившись
с уставами и правилами внутрицерковной жизни! Конечно, этого слишком мало для
того, чтобы исполнять волю Божию и следовать за Христом, однако вполне достаточно,
чтобы уловить и обвинить в отступлении от православия тех, кто действительно
пытается исполнить заповеди и знает цену «православию» показному. Как бы восприняли
появление живого Христа такие христиане? Также как и фарисеи, потребовали бы
Его распять?
Мы настолько
привыкли к тому, что быть правым — «хорошо», что забываем смысл этой правоты.
Для большинства людей правая рука является ведущей во всех делах, которые человек
делает. Поэтому признание за кем-то его правоты означает констатацию того факта,
что данный человек является исполнителем воли того, справа от кого он находится.
Хорошо, если ты прав перед Господом. А если нет, если человек является активным
исполнителем воли кого-то другого?..
Нельзя говорить
о «правоте» или «неправоте» как таковых. Обязательно нужно ставить вопрос о
том, что или Кто является мерилом этой правоты, кто судья? Ведь если мы правы
по меркам мира сего, то на суде мы окажемся справа не от Христа, а справа от
князя мира сего и такая перспектива для человека называющего себя христианином
вряд ли должна быть притягательной.
Зададимся теперь
вопросом, чего ожидают люди, приходящие в Церковь, чего хотят получить они от
Христа? Ответ, наверное, будет таков: люди хотят получить ответы на мучащие
их вопросы и получить помощь в решении своих жизненных проблем. Ответ на вопрос,
решение проблемы — это конец, завершение их. А что дальше? Представим себе невозможное:
мы решили все проблемы, ответили на все вопросы, всё знаем, всё можем и ни в
чём нужды не имеем. Будет ли достигнутое нами состояние райским блаженством?
Или от него веет адским холодом? Ведь отсутствие проблем предполагает отсутствие
и целей. Хотим ли мы, чтобы в итоге всех наших усилий по достижению Цели, мы
получили жизнь бесцельную? И будет ли это вообще жизнью?
Многие, по-видимому,
из своего жизненного опыта знают, что происходит, когда человек, поставивший
перед собой какую-либо очень значимую, но конечную, цель, наконец её достигает.
Да, на какое-то, часто довольно короткое, время появляется радость, большое
удовлетворение от достигнутого. А затем следует период опустошения, ибо цель,
которая давала силы жить, уже достигнута и дальше как будто больше ничего нет.
Место большой Цели занимают цели маленькие и ничтожные. Но очевидные и достижимые.
Человеку, знающему великое, тошно, конечно, размениваться на мелочь. Но когда
другого великого пока нет, человек вынужден бывает хоть чем-то заполнить образовавшуюся
душевную пустоту. Когда более нет сил жить яркой, творческой, богатой жизнью,
человеку приходится довольствоваться суррогатами, услужливо предлагаемыми миром
сим. Вот тогда то люди «творческие» и начинают пьянствовать, предаваться разврату
или ещё как-то «чудесить».
Вернёмся опять
к истории «грехопадения». Вкусив от древа Познания добра и зла, человек получил
такое знание, что многие вещи, непонятные и неосознаваемые вдруг стали очевидными
(открылись глаза). Но очевидность — это как раз тот конец, за которым ничего
более нет. Далее можно лишь что-то из приобретённого терять. Дальнейший путь
— к смерти.
Тем не менее,
даже и смерть может восприниматься людьми по-разному. Когда мы знаем лишь о
неизбежности смерти, она предстаёт для нас как Конец, как переход от жизни в
небытие. Такой ответ на вопрос о смысле жизни, о её цели страшен, ибо
оказывается, что с окончанием жизни исчезает и её смысл. В итоге жизни — пустота,
мрак. Совсем иначе смерть воспринимается, если видеть в ней загадку, тайну требующую
своего разрешения. В этом случае наши усилия хоть как-то приблизиться к раскрытию
этой тайны могут дать нам новый смысл нашей жизни. То есть знание о смерти может
либо отрицать смысл предшествующей смерти жизни, либо, наоборот, наполнять её
новым, неведомым ранее содержанием. В этом смысле Воскресение Христа открыло
перед нами возможность видеть в смерти прежде всего Тайну. Конец, как оказалось,
имеет продолжение, причём более значительное, чем предшествовавшая этому концу
жизнь. Крест с распятым на нём Христом стал, поэтому, источником смысла, а следовательно,
— источником жизни.
В конечном итоге,
на вопрос каким должен быть Конец Христос ответил Своей смертью и Воскресением.
Посмотрим же теперь, как Он отвечал на другие вопросы, с которыми обращались
к Нему люди. Вот, например, подходят к Нему не верующие в воскресение из мертвых
саддукеи и задают каверзный вопрос, чьей женой после воскресения будет женщина,
которая в земной жизни была замужем за семью братьями (Лк. 20,27-44). И какой
же ответ они получают? — отнюдь не тот, какого им хотелось бы. Господь говорит
о воскресении как человек хорошо знающий то, о чём он говорит. Далее, получив
одобрение со стороны книжников, в Воскресение верящих, стоило бы, кажется, остановиться.
Однако Господь тем, кто Его «поддерживает» тут же задаёт такой вопрос, на который
они не в состоянии ответить. В результате, — общая неприязнь.
Христос, как
мы видим, пришёл не для того, чтобы добиться признания и почитания. Он пришёл
не столько ответить на уже поставленные вопросы, сколько задать множество новых.
Пришёл, чтобы пробудить уснувшую было в самодовольстве всезнания мысль, чтобы
вынудить людей, считавших, что они уже Бога знают, вновь начать искать ответы
на самые главные вопросы жизни.
Чтобы мысль
была живой, ей необходимо не только знание, не только ответы. В неменьшей степени
нужны вопросы. Ведь и знание, как результат некоторого процесса познания требует,
чтобы сначала появилась нужда в нём, чтобы возник вопрос. Также и в жизни. Удовлетворение,
радость мы обычно получаем в результате достижения какой- либо цели. Пока же
цель эта не достигнута, есть нужда, нищета. Без этой нищеты нет и богатства,
ибо ценность богатства определяется не только радостью это богатство имеющего,
но и нуждой того, у кого богатства нет. Поэтому то и «блаженны нищие духом» (Мф. 5,3), что они
знают ценность дара, которого пока не имеют.
Получается интересная
вещь. То, что мы привыкли оценивать как очевидное зло, оказывается, в данном
случае, необходимым условием приобретения того, что нам нужно, доброго.
Не может земледелец праздновать окончание сбора урожая, если перед этим не потрудится.
Не может спортсмен испытать радость победы, если предварительно ради этой победы
не потратит много сил. Не испытает учёный моментов творческого озарения, если
он не знает мук творчества. Не возрадуется мать о своём дитяти, если не испытает
скорбей, рождая, а потом и воспитывая его. Без Креста не было бы и Воскресения.
Скорби наши
бывают связаны не только с необходимостью преодоления трудностей ради желанного
результата. Скорби нас часто посещают в связи с тем, что нам что- либо приходится
терять, чего — то лишаться. Прежде чем Адам получил жену, Бог взял у него часть
его тела — ребро, и лишь затем, преобразовав его в жену, вернул Адаму. Прежде
чем земледелец соберёт урожай, он должен зерно посеять. То зерно, которое можно
было бы употребить в пищу, человек берёт и разбрасывает по земле. Если бы мы
при этом точно не знали, что по другому умножить это зерно нельзя и если бы
не верили, что приобретено в конце будет гораздо больше, чем потеряно вначале,
то деятельность сеятеля мы посчитали бы абсурдной и вредной.
Представим себе
теперь, что земледельцы мы начинающие. Нам в общем виде рассказали что нужно
делать, но никакого личного опыта пока нет. Мы посеяли данное нам зерно и с
нетерпением ждём, когда можно будет получить урожай. А его всё нет и нет. Более
того, на месте посеянного зерна мы видим выросшую в изобилии траву, которая
напоминает нам не дающие плодов плевелы. Что делать далее? Ждать или, может
быть, пока ещё есть время, перепахать поле и засеять его чем-то другим? Ждать
трудно, ведь мы уверены, что только наша кипучая деятельность приближает нас
к заветной цели. Поэтому мы перепахиваем поле и вновь засеваем его. Для того,
чтобы потом, не дождавшись урожая, перепахать поле вновь...
Вот примерный
образ наших многочисленных трудов, совершаемых нами в течение нашей жизни. Делая
добрые дела, мы ожидаем, что нам также ответят добром; не успев посеять, уже
пытаемся собрать урожай. В результате усилия наши часто оказываются бесплодными,
и вместо приобретений мы имеем сплошные потери. Не получив благодарности, мы
обижаемся и, обидевшись, начинаем сеять уже не добрые семена, а злые. Желая
скорее понять поведение другого человека, мы делаем скороспелые выводы, которые
на проверку оказываются ложными. Но ценя этот урожай ошибочных умозаключений,
не желая отказаться от очевидности преждевременного «понимания», мы в результате
настоящего понимания, даваемого лишь терпеливым, так и не обретаем.
Посмотрим, например,
как мы отвечаем на вопрос, кто такой Иисус Христос. Опровергать людей, отрицающих
реальность описанных в Евангелиях событий, мы не будем, ибо любой разумный человек
серьёзно и внимательно прочитавший Евангелия ясно понимает, что просто придумать
Их невозможно. Иисус Христос безусловно жил две тысячи лет назад в Палестине,
безусловно был совершенно неординарным человеком, был распят при Понтии Пилате
и воскрес. В реальность Воскресения, как и в реальность совершённых Им чудес
поверить, конечно, не так легко. Однако, если предположить, например, что Воскресения
не было, тогда вся история человечества становится совершенно необъяснимой.
То есть, подвергая сомнению реальность Воскресения, мы, тем самым, подвергаем
сомнению реальность всей двухтысячелетней истории человеческого рода.
Не будем мы
останавливаться и на доказательстве реальности содеянных Христом чудес. Потому,
что это всё равно людям ничего не докажет. В Евангельской притче о богаче и
Лазаре (Лк. 16,19-31) ранее богатый, а теперь находящийся в аду человек просит
Авраама послать Лазаря к его братьям, чтобы они, видя пришедшего к ним от мёртвых,
покаялись. Авраам же отвечает: «если Моисея
и пророков не слушают, то, если бы кто из мёртвых воскрес, не поверят».
Жития христианских мучеников изобилуют чудесами, совершаемыми силой Божией во
время их мучений. Однако мучители в большинстве случаев не вразумлялись, а наоборот,
ожесточались, приписывая эти чудеса колдовским чарам.
Так кем же для
нас является Иисус? Начнём, как люди верующие, с признания того, что написанное
в Евангелиях — правда. Однако и при этом вопрос о том, кто такой Иисус остаётся;
в противном случае почвы для возникновения различных ересей, по-разному понимающих
личность Христа, просто бы не было. Тем не менее, ереси были и остаются для
христианства центральной проблемой. Как мы решаем эту проблему? — Утверждается,
что главное — уверовать в то, что Христос — Бог, что Церковь свята, что установления
Вселенских Соборов — безусловная истина. Любая же мысль, грозящая подвергнуть
сомнению эту веру, должна быть с ходу отвергнута как еретическая. Казалось бы,
всё логично и правильно.
Но давайте пойдём
немного далее простого выбора между «верю» и «не верю». Давайте зададим человеку,
утверждающему, что Христос — это Бог, вопрос, что собственно он утверждает.
Кто для него Бог? Увы, очень часто многие верующие почти ничего определённого
на этот вопрос ответить не могут. Замечательно также и то, что «неверующие»
на вопрос, Кого они отрицают, как правило, тоже ничего определённого сказать
не могут. Или отрицается совсем не то, что утверждает сторона противоположная.
Главное и для той, и для другой стороны, — утвердиться в своей «вере» или в
своём «неверии». Понимание же, осознание своей позиции, способность разумно
обосновать свой выбор встречается отнюдь не часто. То есть такие «вера», и «неверие»
(которое есть точно такая же вера, но в противоположное) — слепы. Неразвитые
вера и неверие — это братья близнецы, формально различные, а по сути очень сходные.
Посмотрим теперь,
что происходит по мере «взросления» этих близнецов. Две тысячи лет христианства
— срок достаточный, чтобы вера и неверие успели явить себя и в своём могуществе
и в своей нищете. И вот, мы видим, что о вере говорят прежде всего религии,
а неверующие пытаются найти опору в науке, продолжая, несмотря ни на что, верить,
что и без Бога всё можно объяснить и всего достичь. То есть противоречие между
верой и неверием породило противоречие между верой и разумом. Но действительно
ли это противоречие столь фундаментально и принципиально непреодолимо? – Конечно,
нет! Мы знаем многочисленные примеры, когда научные открытия совершались монахами,
а люди оказавшие огромное влияние на развитие науки были в то же время глубоко
верующими.
Настоящая, глубокая
и сознательная вера обязательно включает в себя способность не верить всему
подряд. Этим она как раз и отличается от слепой, «наивной» веры, не способной
отличить истину от лжи. Способность же критического отношения к сказанному
развивалась прежде всего в науке. С другой стороны, учёные серьёзно задумывающиеся
над тем, что лежит в основе науки с неизбежностью приходят к выводу, что сама
наука опирается на некоторые принимаемые на веру положения или, как их сейчас
называют, парадигмы. Да и сам процесс творчества всегда был и всегда будет оставаться
загадкой.
Религия и наука
могут очень сильно обогатить друг друга. Но произойти это может лишь тогда,
когда и та, и другая достаточно развиты. Не бояться «острых» вопросов, могущих
посеять в душе сомнение, может лишь человек, глубоко верящий, что истинная вера
не может содержать в себе неразрешимых противоречий и что Бог силен ответить
на все вопросы и решить все проблемы. То есть глубоко верующий человек не должен
бояться проверки его веры разумом. Лишь бы только сомневающийся, подобно Фоме,
желал познать Истину, а не сделать Христу больно, начав «исследовать» Его раны
( Ин. 20,24-29). В то же время искренно любящий истину учёный в какой-то момент
начинает понимать, что знания добываются не только «на ощупь» с помощью опыта,
логики и метода; существует и «духовное зрение» или интуиция, позволяющие проникнуть
в суть вещей гораздо глубже. Существует знание, которое мы не можем добыть сами,
но которое может быть нам даровано в откровении.
Противоречие
между религией и наукой в диалоге между глубоко верующими людьми и философски
мыслящими (т.е. любящими мудрость) учёными представляется вполне преодолимым.
Но, может быть в таком же диалоге преодолим барьер и между различными религиозными
течениями? Не на пути компромиссов и отступлений от истины, а на пути углублённого
понимания оснований своей собственной веры.
Попробуем теперь
таким внимательным и заинтересованным взглядом посмотреть на жизнь Христа в
целом. Мы видим там три важнейших События. Первое — Крещение, второе — Крестная
смерть и третье — это Воскресение. Почему именно эти три События выделены из
всех? — Во-первых, потому, что в случае Крещения и Креста мы видим сознательный
выбор между принятием или отвержением. В том и другом случае Господь принял
некоторое волевое решение. Во-вторых, между выделенными Событиями существуют,
по-видимому, непосредственные причинно — следственные связи. Так, Крещение
и сошествие Духа Святого на Иисуса, скорее всего, с неизбежностью вело ко Кресту.
Сознательный же выбор Креста и смерти на Нём также с неизбежностью привёл к
Воскресению:
 Глядя на этот
рисунок, мы можем теперь попытаться решить и загадку расхождения евангелистов
в вопросе о времени распятия Христа. У Марка определённо сказано, что Иисуса
распяли в три часа (Мк. 15,25), тогда как Иоанн не оставляет сомнений, что Христа
распяли не ранее шести часов (Ин. 19,14). В то же время все евангелисты согласны
в том, что умер Господь в девять часов. Кроме того, мы знаем, что с шести часов
до девяти солнце померкло и мир погрузился во тьму. Сопоставляя эти события,
мы получаем такую картину:
 Это очень похоже
и на загадочный сон фараона, который истолковал ему Иосиф, предсказав семь лет
изобилия и семь последующих лет голода (Быт. 41,1-32). Понятно, что видимым,
очевидным образом голод начался лишь после семи лет изобилия. Также и тьма очевидного
противостояния человека и Бога началась с шести часов. Однако вполне можно сказать,
что начало голоду было положено уже в тот момент, когда начались годы изобилия;
также и распинаться Христос начал ещё до того, как все увидели Его висящим на
Кресте. Начало «распятия» Иисуса по Марку соответствует трём часам. В то же
время, как мы знаем, именно в три часа Дух Святой сошёл на апостолов (Деян.
2,1-15), положив начало периоду присутствия Христа на земле уже не в теле Иисуса
из Назарета, а в Теле Церкви Христовой. То есть сошествие на людей Духа Святого,
даваемого им Богом для сеяния Слова Божия, было первопричиной, началом их последующего
восхождения на Крест.
Картину, подобную
той, что показана на предыдущем рисунке и где присутствуют два варианта сознательного
выбора образа действия, мы видим и в житии Евстафия Плакиды (20 сентября). После
того как Евстафий уверовал во Христа и крестился, Господь предложил ему выбор:
либо он вначале потерпит скорби за Христа и потом его жизнь будет благополучной,
либо, наоборот, вначале благополучие, а потом скорби. Господь, дал ему вкусить
от Древа Жизни, но предупредил, что принять он может либо сладкий плод, который
потом принесёт горечь (в этом случае плод был бы назван плодом древа Познания),
либо горький, но дающий жизнь. Евстафий выбрал плод горький ...
По сути, Господь
предложил Евстафию выбор, кем ему быть по жизни: сеятелем или жнецом. В первом
случае вначале получишь радость, а затем скорби; во втором наоборот. Если подобный
выбор даётся не только Евстафию, но и всем нам, то, глядя на итог, то есть на
нашу нынешнюю жизнь, и видя многочисленные скорби, мы приходим к выводу, что
Адам вначале получил радость, а теперь настало время скорбей. Христос же показал
нам и другую возможность: избери скорби, сделай вначале ту работу, на которую
посылает тебя Господь в Свой виноградник — мир, и в итоге получишь великую радость
Воскресения.
Нечто подобное
мы видим и в Откровении Иоанна Богослова:
«И голос, который я слышал с неба, опять стал
говорить со мною, и сказал: пойди возьми раскрытую книжку из руки Ангела, стоящего
на море и на земле. И я пошёл к Ангелу, и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал
мне: возьми и съешь её; она будет горька во чреве твоём, но в устах твоих будет
сладка, как мёд. И я взял книжку из руки Ангела, и съел её; и она в устах моих
была сладка, как мёд; когда же я съел её, то горько стало во чреве моём. И сказал
он мне: тебе надлежит опять пророчествовать о народах и племенах, и языках и царях многих» (Откр. 10,8-11).
В этом отрывке
мы видим указание не на два, как это может показаться, события, а на три. Первое
по времени — сладость на устах от вкушения книги, второе — горечь во чреве и
третье — вновь сладость в устах, однако уже совсем другая. Первая сладость —
та, которую испытывает сам вкушающий; последняя — та, которая подаётся благовествующими
устами другим людям.
Замечательно
при этом, что Ангел, давая Иоанну съесть книгу, указывает прежде всего на горечь,
которую он испытает ради того, чтобы в дальнейшем пророчествовать. Что же касается
первой сладости на устах, — она оказывается лишь кратким моментом, о котором
Ангел даже и не упоминает. В ситуации же грехопадения как раз наоборот на первый
план выступает приятность и желанность плода, тогда как последующие события
открывают нам всю горечь последствий совершённого Адамом поступка. Тем не менее,
речь, похоже, идёт об одном и том же. Но Ветхий Завет не открывает перед человеком
всей картины происходящего с ним. Эта панорама целиком раскрывается перед нами
в истории жизни Иисуса Христа. История Христа «завершается» Его Воскресением;
таким же Воскресением должна завершиться и история Адама. Однако, как Воскресению
Христа предшествовало Его волевое решение пойти на Крест, так Воскресению Адама
должно предшествовать наше с вами сознательное решение принять на себя все те
скорби, которые этому предшествуют. Христос задал образ действия, стал для нас
Путём к Воскресению; задача же человека, спасение его, в исполнении заданного
Господом образа действия, в следовании за Христом.
Важно обратить
внимание на то обстоятельство, что покаяние наше должно заключаться не в отречении
от содеянного Адамом, а наоборот, в принятии того, что произошло. «Первородный
грех» поэтому заключается не в том, что человек сделал, а в том, что, начав
делать, человек дело никак не может завершить. Не о ком- то другом, а о нас
с вами сказано: «никто, возложивший руку
свою на плуг и озирающийся назад, не благонадёжен для Царствия Божия» (Лк.
9,62). На своём пути к Воскресению человек не хочет проходить этап Креста, пытается
вернуться назад — вот это как раз и есть нарушение воли Божией, плодом которого
и являются всё умножающиеся скорби.
Рассуждая о
трёх этапах жизни Адама (Человека): «грехопадении», Кресте и Воскресении, кстати
будет вновь вспомнить о сыновьях Ноя, ибо между описанными событиям и судьбой
Сима, Хама и Иафета проглядывается заметная корреляция. Старший и младший вкушают
сладость благословения, среднему же достаётся горечь проклятия. Если в обоих
случаях речь идёт об одном и том же, то можно сделать вывод, что старший и младший
сыны Ноя, хотя оба получают благословение, но достаётся оно им по-разному. Старший
ощущает эту сладость непосредственно, добывая её сам, своей волей. Младший же
получает её косвенно от плодов своего благовестия. Эти плоды должны принести
другие люди, принявшие благовестие; их нельзя взять самому, но можно получить
как дар.
У среднего,
столкнувшегося со страданиями, «открываются
глаза» и он видит наготу своего Отца — невозможность Креста избежать. И
проклят, в конечном итоге, мы видим, не Человек, а Сын Человеческий.
Добавим к этому, что после «грехопадения» жена получает имя, что соответствует
появлению у Ноя первого сына Сима (что значит «Имя»). Фраза же о том, что сыновья
Иафетовы вселятся в шатры Симовы может быть истолкована в том смысле, что Воскресение
(Иафет) человека — это установление для него Царствия Божия, того Царствия,
которое «внутрь вас есть» (Лк. 17,21).
При упоминании
противоборства не желающего проходить, обозначаемую как «Крест», и необходимую
фазу его развития, человека, с одной стороны, и вынуждающего его сделать это
Бога, с другой, вспоминается ещё одна странная библейская история борьбы Иакова
с Богом (Быт. 32,24-30). Присмотримся к ней повнимательней.
Прежде всего,
инициатива этой борьбы, очевидно, принадлежит не Иакову, а Богу. Тем не менее,
сказано, что Бог не мог одолеть Иакова. Это утверждение выглядит очень
странным, так как мы представляем себе Бога всемогущим, тем более могущим
победить одного человека. И действительно, одного Его прикосновения достаточно
было, чтобы повредить состав бедра Иакова. Почему же Бог не мог одолеть Иакова?
Да и поведение
Иакова также выглядит весьма странным. Ближе к утру Бог сказал Иакову: «отпусти Меня, ибо взошла заря». Казалось бы, в такой ситуации следовало
бы отпустить своего столь сильного противника и радоваться, что легко отделался.
Но Иаков не отпускает, а требует благословения. И у кого? — у своего противника!
Пришло бы кому-нибудь из нас требовать благословения у сатаны (имя сатана как
раз и означает «противник»)? Ведь о том, что он боролся с Богом, Иаков доподлинно
узнал лишь, получая благословение, а до этого он об этом мог лишь догадываться.
Все эти странности
становятся, однако, совершенно понятными, если речь идёт о той самой необходимости
человеку в своём развитии пройти этап Креста. Человек упирается, хочет вернуться
вспять, а Бог вновь и вновь приводит его ко Кресту. Тем не менее Бог, будучи
намного сильнее, победить до конца не может, так как победа Его зависит от воли
человека, от его решимости добровольно принять свой крест. Любящему Отцу, желающему
вместо того, что человек уже имеет, дать нечто гораздо лучшее, необходимо получить
от человека согласие на отказ от старого ради нового. Мы же, когда нам предлагают
новую одежду, так и норовим, отодрав от неё, залатать ту ветхую, которую имеем
(Лк. 5,36).
Когда наступает
утро, то есть когда Бог со Своей стороны всё подготовил для того, чтобы человек
вошёл в свет нового дня, Бог просит отпустить Его. Дальнейшая борьба чревата
для человека лишь новыми и новыми потерями, которых любящий Отец, конечно, не
хочет. Но чем закончится борьба человека с Богом, если человек просто отпустит
его, обрадовавшись, что больше борьбы не будет, и смирившись с понесёнными в
ходе неё потерями? — Общий итог такой борьбы в этом случае был бы отрицательным
(повреждённое бедро Иакова). Мудрость же Иакова как раз в том и заключается,
что он, догадавшись, что борется не с сатаной, а с Богом, добился у Него благословения.
То есть приобрёл он гораздо больше, чем потерял. В итоге — общая победа!
Вспомним теперь
опять книгу пророка Аггея, где говорится о том, что люди, ожидая получить с
копны двадцать мер, получали лишь десять, ожидая начерпать из подточилия пятьдесят
мер, получали лишь двадцать (Агг. 2,16). Ранее мы сопоставили это место с притчей
о неверном управителе, где люди получали частичное прощение своих долгов и ставили
вопрос о том, что нужно сделать, чтобы получить полное. Как получить от Бога
не часть, а всё что Он нам приготовил? Ответ теперь видится таким: выражая простоё
согласие с тем, что с нами в жизни происходит, «смиряясь» и соглашаясь с неизбежностью
зла, человек получает лишь часть (причём меньшую) уготованного ему Богом. Чтобы
получить всё нужно научиться, подобно Иакову, в том, что представляется нам
злом, видеть возможность получить благо.
Вспомним, как
были совершены чудеса накормления пяти тысяч человек пятью хлебами и четырёх
тысяч семью хлебами. Господь, взяв имеющиеся хлебы и рыбы, преломил их и раздал
Своим ученикам. Затем ученики раздали всем нуждающимся и после этого собрали
остатки, которых оказалось намного больше того, что было вначале. Произошло
то же, что происходит с посеянным зерном, принёсшим богатый урожай. Ученики,
получив от Господа хлебы и рыбу, должны были вначале всё, что имеют, отдать
голодным людям. Лишь после того, как они всё раздали, появилась возможность
получить вновь.
Если речь идёт
о простом хлебе, который для нас обычно легко доступен, дело, которое совершили
апостолы, не кажется нам трудным. Однако вспомним, что хлебом, сшедшим с небес,
Христос называл Самого Себя (Ин. 6,41). То есть речь может идти не столько о
накормлении обычными хлебами, сколько о насыщении людей благими дарами Божиими.
Тогда уже то, что совершили ученики Христовы, — это настоящий подвиг. Ведь отдать
нужно было самый дорогой из всех даров, которые они когда-либо в свои руки получали.
Эта раздача хлебов и рыб как раз и была для апостолов их Крестом. Они на себе
проверили истинность слов Христовых: «кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её; а кто потеряет душу свою
ради Меня, тот сбережёт её» (Лк. 9,24).
Когда мы, члены
Церкви, будучи учениками Христовыми, участвуем в Таинствах, мы становимся соисполнителями
второго чуда совершённого Христом — исполнителями Нового завета (см. стр. 1н).
Прежде всего через общение с Богом мы что-то получаем. Это «вертикальные» (небо
-земля или Бог — человек) взаимоотношения. Но затем то, что нам кажется «своим»,
мы в общении с другими людьми должны отдать. Это «горизонтальные» (человек-человек)
связи. Решаясь же не только получить, но и отдать полученное, человек восходит
на свой Крест, соединяющий в Себе и «вертикаль» общения с Богом и «горизонталь»
общения с миром.
Когда мы забываем
о своём высшем предназначении и у нас остаётся только общение с миром, эта «горизонтальная»
связь порождает «змей» (существ сугубо «горизонтальных»), жалящих нас, несущих
истощение и смерть «имеющим». Однако вознесённый Моисеем на древо Змей, прообразовавший
Христа, становится уже не источником страдания и смерти, а источником жизни.
Змей (горизонталь) на древе (вертикаль) — это и есть Крест.
Крест, ставший
источником жизни для нас, тем не менее, остаётся местом, где Господь принял
смерть. Приобретение для одних достигается ценой потерь для других. Как писал
Апостол Павел: «Мы безумны Христа ради,
а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии»
(1 Кор. 4,10); «смерть действует в
нас, а жизнь в вас» (2 Кор. 4,12). Получают — дети; отдают — взрослые, поэтому,
желающим возрасти в меру возраста Христова нужно научиться не только получать
(«будьте как дети»), но и быть готовыми
полученное отдать.
Значит ли
сказанное, что смерть совершенно необходима? Если считать, что посев и жатва
совершаются в жизни человека один единственный раз, — да, необходима, ибо, кто
не посеял, тот урожая не получит. Другое дело, если бы можно было сеять и
пожинать урожай многократно! И здесь мы вспоминаем обнадёживающее обетование
данное Богом после потопа: «и сказал
Господь Бог в сердце Своём: не буду больше проклинать землю за человека, потому
что помышление сердца человеческого — зло от юности его; и не буду больше
поражать всего живущего, как Я сделал: впредь во вся дни земли сеяние и жатва,
холод и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся.» (Быт. 8,21-22)
Поскольку потоп был праобразом таинства крещения, мы, посредством этого
таинства присоединившиеся ко Христу и Его Церкви, теперь через другие таинства
можем сеять и собирать урожай многократно. Следовательно, появляется надежда со
временем приобрести более первоначального, не истощив свои запасы до конца, не
пройдя через смерть.
Такую возможность
открывают перед нами и Евангелия. Есть путь, который ведёт в Царство Божие через
Крест и Воскресение. Но есть и другой путь явленный нам в Преображении Господа.
В Евангелиях о нём повествуется как о первом, но он, даст Бог, будет для нас
последним. Вот как об этом говорит Апостол Павел: «Говорю вам тайну: не все мы умрём, но все изменимся. Вдруг, во мгновение
ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые восстанут нетленными, а мы
изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, а смертному сему
облечься в бессмертие.» (1Кор. 15,51-53)
|
