Проблема
Читая книгу Бытия, мы видим, что каждый акт творения Божия приводит к результатам, которые оцениваются Им как «хорошие». Например: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош…» (Быт. 1,3-4); «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И стало так. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом. И увидел Бог, что это хорошо…» (Быт. 1,6-8). Более того, в шестой день творения сказано: «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма.» (Быт. 1,31)
Первое «не хорошо» появляется в связи с творением человека – единственного из всей твари, о котором сказано, что он должен быть образом и подобием Божиим. Появление этого «не хорошо», с одной стороны, связано с необходимостью сотворить человеку жену, которой ещё нет. С другой стороны, оно появляется сразу же после запрета вкушать от дерева познания добра и зла и возникновением угрозы смерти.
Как только появляется «нехорошо», так тут же Бог приступает к исправлению ситуации. То есть у Бога всё должно быть «хорошо» или «хорошо весьма».
Но что же мы видим в жизни? Можем ли мы, так же как Бог, оценить происходящие вокруг нас события как хорошие или, наоборот, видим много зла и безобразия? – Да, конечно, недостатков вокруг мы видим множество, и признать этот мир совершенным довольно трудно.
Такое положение дел характерно не только для нашего времени. Вот что писал пророк Аггей задолго до Рождества Христова: «Вы сеете много, а собираете мало; едите, но не в сытость; пьете, но не напиваетесь; одеваетесь, а не согреваетесь; зарабатывающий плату зарабатывает для дырявого кошелька. Так говорит Господь Саваоф: обратите сердце ваше на пути ваши. Взойдите на гору и носите дерева, и стройте храм; и Я буду благоволить к нему, и прославлюсь, говорит Господь. Ожидаете многого, а выходит мало; и что принесете домой, то Я развею. - За что? говорит Господь Саваоф: за Мой дом, который в запустении, тогда как вы бежите, каждый к своему дому. Посему-то небо заключилось и не дает вам росы, и земля не дает своих произведений. И Я призвал засуху на землю, на горы, на хлеб, на виноградный сок, на елей и на все, что производит земля, и на человека, и на скот, и на всякий ручной труд.» (Агг. 1,6-11) Как мы видим, ситуация с тех пор изменилась не на много. Также как и раньше каждый бежит к своему дому; заботится о многом, а получает мало.
И дальше в том же пророчестве есть ещё одно замечательное место: «Приходили бывало к копне, могущей приносить двадцать мер, и оказывалось только десять; приходили к подточилию, чтобы начерпать пятьдесят мер из подточилия, а оказывалось только двадцать.» (Агг.2,16) Цифры эти не случайны. Если мы обратимся к евангельской притче о неверном управителе, то мы, пусть в скрытом виде, но обнаруживаем там те же самые цифры. Вот что сделал управитель: «призвав должников господина своего, каждого порознь, сказал первому: сколько ты должен господину моему? Он сказал: сто мер масла. И сказал ему: возьми твою расписку и садись скорее, напиши: пятьдесят. Потом другому сказал: а ты сколько должен? Он отвечал: сто мер пшеницы. И сказал ему: возьми твою расписку и напиши: восемьдесят.» (Лк. 16,5-7) Если мы обратим внимание на то, сколько пшеницы и масла было должникам прощено, то мы обнаружим те же самые двадцать мер пшеницы и пятьдесят мер масла. Различие лишь в том, что у пророка Аггея это количество пшеницы и масла люди надеялись получить, а в Евангелии от Луки – они уже «получили» в виде прощёного долга.
Десять мер пшеницы у Аггея получили и десять мер недополучили. Двадцать мер масла получили, а недополучили тридцать. Если взять соотношение полученного и недополученного, то имеем соотношение в первом случае один к одному, а во втором случае два к трём. Те же самые пропорции мы обнаруживаем и в Евангелиях: «тогда будут двое на поле: один берется, а другой оставляется; две мелющие в жерновах: одна берется, а другая оставляется.» (Мф. 24,40); Лк. (17,34-36) и «отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух, и двое против трех: отец будет против сына, и сын против отца; мать против дочери, и дочь против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей.» (Лк. 12,52-53); (Мф. 10,35)
Если соотношение один к одному в первом случае очевидно, то второй случай следует пояснить. Пятеро – это отец, мать сына (она же – свекровь) и мать дочери, с одной стороны, и сын с дочерью (от разных матерей), с другой. Заметим сразу, что противостояние трёх и двух отнюдь не абсолютное, ибо обе матери любят сына, а отец не враждует со своей невесткой (дочерью). То есть устранить противостояние можно, но не прямо, не непосредственно, а через любовь жены к мужу и мужа к жене.
О каком противостоянии идёт речь? – Чтобы разобраться в этом остановимся на том, что из себя представляет слово. Слово, как мы знаем, имеет внешнее выражение – форму, с одной стороны, и смысловое наполнение этой формы – смысл, с другой. Мы, конечно, не сомневаемся в том, что смысл связан с формой, передаётся с помощью формального языка. Однако связь эта носит противоречивый характер. Когда человек говорит, он может строить свою речь так, чтобы она звучала красиво и привлекательно. В этом случае он работает с формой. С другой стороны, его может интересовать прежде всего смысл – в этом случае формальная сторона выражения мысли может страдать. Более того, человек может ощутить присутствие такого смысла, выразить который на доступном ему языке он не в состоянии. Вспомним, что сказал о себе апостол Павел: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке ([только] не знаю - в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать.» (2 Кор. 12,2-4)
Совместить глубокий смысл с совершенством языка очень трудно. Хотя принципиально это и возможно, но в реальной разговорной практике мы обнаруживаем, что между смыслом и формой существуют вполне конкурентные отношения. Также и предпочтения восприятия разных людей разделяют их на две группы. Одним нравится красивость и совершенство формы, а других интересует прежде всего смысл. В то же время полнота, естественно, включает в себя совершенство того и другого.
Сам человек также подобен слову. В двух евангельских притчах - притче о сеятеле (Мф. 13,3-9) и притче о пшенице и плевелах (Мф. 13,24-30) Господь называет зерном в одном случае слово Божие (Лк. 8,11), а в другом сынов Царствия (Мф. 13,38), т.е. людей.
Телесная жизнь человека – это формальная сторона, а духовная жизнь – смысловая сторона. Также как, работая со словом, совместить эти две стороны трудно, так и человеку очень трудно совместить желание жить благополучно, пользуясь всеми земными благами, и желание жить жизнью духовной. Чаще всего люди выбирают: либо – либо. Или живут практически исключительно радостями земной жизни, или, пренебрегая не только удобствами, но порой и самой земной жизнью, пытаются жить жизнью духовной. Что-то им удаётся. Тем не менее, даже люди имевшие огромные духовные дарования, утверждали, что в этой земной жизни они не имеют той полноты, которая должна бы быть и которую они ожидают получить в будущем. Вот, что говорит тот же апостол Павел: «Теперь мы видим как бы сквозь [тусклое] стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.» (1Кор. 13,12)
Если святые точно знали, что в земной жизни они имеют лишь часть доступного человеку богатства возможностей, то остальные люди об этом лишь догадываются. Хотя неполноту и неблагополучие своей жизни ощущают очень многие. Чего-то отчаянно не хватает, даже в том случае, когда внешне жизнь выглядит вполне устроенной.
Как оценить ценность того, что имеешь и того, что недополучил? – И здесь Библия даёт нам очень определённые подсказки. Об одной оценке человеческой жизни рассказывает книга Бытие. Иосиф, по совету Иуды, был продан своими братьями в рабство за двадцать серебряников. Затем он оказался в Египте и, благодаря ему, во время голода спаслись многие и многие люди. (Быт. гл. 37-47) Египет по общепринятому толкованию святых отцов символизирует собой жизнь земную - жизнь по плоти. То есть двадцать серебряников – это оценка земной жизни (рабства), её максимальных достижений.
Другая оценка также связана с именем Иуды. За тридцать серебряников был предан в руки первосвященников Иисус Христос, сказавший: «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18,36). И оценена в тридцать серебряников, как оказалось, была не жизнь, а смерть. Христос умер на Кресте, а сам Иуда удавился.
Заметим, что тридцать серебряников больше двадцати, что означает преимущество жизни духовной, которую человек может получить после смерти, над жизнью в теле, которую он, умирая, теряет. Недополученное в этой земной жизни соотносится с тем, что мы уже имеем опять как тридцать к двадцати. Не иначе, как речь идёт о том же самом, что и в пророчестве Аггея!
Сразу, по-видимому, следует обратить внимание на то, что цифры в данном случае используются не как реальная мера ценности человеческой жизни, а как символы. Математически строго, 30 в полтора раза больше чем 20, но из этого никак не следует, что духовная жизнь в те же полтора раза лучше жизни по плоти. Более того, мы прекрасно понимаем что и ценность перед Богом самой нашей земной жизни не строго фиксирована, а зависит от того, как мы эту жизнь проживём. А оцениваем эту жизнь во всех случаях одним числом 20. В то же время чтобы подчеркнуть преимущество духовной жизни над жизнью по плоти мы первой ставим в соответствие большее число, чем второй.
Закон и милость
Минимальная мера, которую работники получают в пророчестве Аггея, равна десяти. Если мы соотнесём количество зерна и масла, которые работники могли бы получить, с этой мерой, то получим, что зерна могли бы получить в два раза больше, а масла в пять раз больше этой меры. Числа эти также уже встречались в Ветхом Завете. Так первенец по закону получал двойную долю наследства даже в том случае, если он оказывался сыном нелюбимой жены (Втор. 21,17). Вениамин же на пире, который устроил для своих братьев Иосиф, получил от него в пять раз больше. При этом Вениамин был младшим (последним) из братьев и получил большую часть не по закону, а по любви.
Глядя на эти цифры, можно предположить, что вместо пятидесяти мер масла люди получали только двадцать потому, что спутали конец с началом (см. Ин. 4,35), а любовь и милость спутали с законом.
Интересно, что те же числа фигурируют в притчах о талантах (Мф. 25,14-30) и о минах (Лк. 19,12-27). В первой притче господин дал рабам своим одному пять талантов, другому - два, а третьему - один. Те из них, кто употребил таланты в дело, увеличили богатство в два раза. В притче же о минах всем было дано одинаково. Но один, пустив деньги в оборот, получил десять мин, другой - пять. Заметим при этом, что первый получил в два раза больше второго.
Те же числа присутствуют и в притче о десяти девах (Мф. 25,1-12), среди которых оказалось пять мудрых и пять неразумных. Пять мудрых дев взяли с собой масла в сосудах, а пять оставшихся не взяли. Соответственно, первые попали на брак, а последние были отвергнуты. Опять речь идёт о милости (елей – символ милости Божией; им помазывали на царство и на пророческое служение) и содержалась эта милость в пяти сосудах!
В другом случае в притче о прощенных должниках (Лк. 7,41-43) говорится о прощении пятисот и пятидесяти динариев. Опять мы видим связь милости и числа пять. Эта связь прослеживается достаточно очевидно, и наше предположение о милости и законе, скорее всего, является верным.
Почему, с другой стороны, закон связывается с числом два? – Ответ на этот вопрос, возможно, содержится в словах, сказанных архангелом Гавриилом Марии во время Благовещения: «у Бога не останется бессильным никакое слово» (Лк. 1,37). Если Богом положено начало какому-нибудь делу (слово сказано), то оно обязательно исполнится, т.е. будет конец. В притче о талантах мы не знаем подробностей того, как каждый вёл своё дело, приумножая богатство господина. Мы знаем только, что они взялись делать дело, положили начало и в результате получили вдвое больше (дело завершилось).
Христос сказал о Себе: «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний.» (Откр. 22,13) Он был исполнением Ветхого Завета («Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить.» (Мф. 5,17)) и, в то же время, Начальником Нового Завета.
Евреи надеялись, что Мессия исполнит данные Богом обещания и только. Они верили в Завет, видя в нём лишь Закон, и не видя в Нём же милости Божией!
Исполнение Закона по нашей логике должно удвоить меру собираемой пшеницы. Вместо десяти мер пшеницы надеялись (и справедливо надеялись!) получить двадцать – максимум того, что можно получить от копны. Но забыли о том, что из подточилия получили бы при этом только те же двадцать мер. При этом общее количество полученных даров было бы равно сорока мерам. То есть во Христе увидели человека, который на два таланта приобрёл ещё два. Однако Господь «разрушил» их надежды, показав, что Он – Тот, кто получил пять талантов. Слово милости Божией было сказано и по Закону должно исполниться, принеся ещё пять талантов.
Первые пять талантов, даные людям Богом, – это Сам Иисус Христос, имевший в Себе Духа Святого. Но люди не приняли Его и с Ним отвергли и таланты. Те же, кто хотел принять – поверили во Христа – пять талантов всё же получили в день Пятидесятницы.
Имеющие и неимеющие
Я написал утвердительно - «получили», но действительно ли мы (люди) получили в день Пятидесятницы Духа Святого? – Нет, я ничуть не ставлю под сомнение, что Дух Святой сошёл на апостолов! Вопрос в другом.
«Сказываю вам, что всякому имеющему дано будет, а у неимеющего отнимется и то, что имеет» (Лк. 19,26) Странное утверждение! Действительно, что может отняться у «неимеющего»? А если всё же справедливо, что « у неимеющего отнимется и то, что имеет», значит есть, что отнять!
Парадокс разрешается тем, что речь идёт не об объективном факте наличия дара, а о знании об этом даре и об отношении к этому знанию. Человек, не знающий о том, что он является наследником богатства, никогда реально воспользоваться им не сможет. Да и тот, кому сообщено о наследстве, но кто не поверит сказанному, тоже вряд ли сможет получить от него какую-нибудь пользу. То есть «имеющий» отличается от «неимеющего» не тем, что у одного дар есть, а у другого нет, а тем, насколько для него этот дар реален, насколько он может им воспользоваться.
Глядя на нынешнее состояние человечества, на массовую попытку отказаться от Христа или исказить Его образ, невольно задумываешься, действительно ли христиане «имеют» в себе Духа, способного преобразить этот мир? А если почему-то мы оказались «неимеющими», то почему? Ведь и апостолы и христиане ранних веков решительно шедшие на смерть ради того, чтобы быть со Христом, явно были «имеющими»!
Да, очевидно, что христиане когда-то были «имеющими». Но тогда над ними должно было бы исполниться сказанное Христом: «всякому имеющему дано будет»! Почему же мы растеряли имевшееся богатство и стали «неимеющими»? Как такое могло произойти?
Решение этого очередного парадокса видится в том, что «иметь» можно разный дар. Вспомним, что из подточилия получали лишь двадцать мер масла, а тридцать недополучали. Больше ли, предпочтительнее ли тридцать мер двадцати? – Конечно! И если бы вам предложили выбор двадцать мер или тридцать, что бы вы выбрали? – Ответ тоже кажется очевидным. Наверное, те, кто точно знают про тридцать и точно знают, что их получат, выбрали бы эти тридцать, отказавшись от двадцати.
А теперь внимание! Не предлагают ли нам те самые тридцать сребреников, которые предложили Иуде? И мы уже готовы взять?!
Если спросить у христиан, как они представляют себе смысл христианской жизни и в чём они видят своё спасение, то, скорее всего, услышите ответ: «наша цель, наше спасение – Царство Небесное и мы надеемся получить его после смерти». А что же остаётся на долю этой земной жизни? - Ответ тоже известен. В этой жизни мы должны потерпеть скорби ради того, чтобы в будущей жизни обрести блаженство. Всё, как будто, правильно. За исключением того, что мы невольно принимаем выбор либо-либо.
Действительно, в рамках этого выбора было бы безумием двадцать мер масла (милости Божией) предпочесть тридцати. Другими словами, - безумие предпочесть эту временную и полную скорбей жизнь - жизни вечной в Царствии Небесном! Но, спрашивается, кто навязывает нам этот выбор? – Ответ кажется очевидным. Опыт всей нашей жизни говорит о том, что все умирают, даже и святые люди тоже. Да и в Писаниях можно найти много такого, что могло бы свидетельствовать о неизбежности смерти.
На пути к бессмертию
Однако есть в нашей вере и такие моменты, которые заставляют сомневаться в абсолютности тезиса о необходимости смерти. Вот, например, что говорит апостол Павел: «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою.» (1Кор. 15,51-54)
Символ христианской веры заканчивается словами: «…чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века.» При этом жизнь будущего века мыслится отнюдь не как ангельская жизнь. Ангелы как были, так и останутся бесплотными, а человек должен воскреснуть во плоти! Другое дело, что плоть будет не та же самая, что сейчас, а преображенная: «тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие». Кроме того, во время Своего Преображения Господь показал, что встреча с умершими возможна до смерти. Так, Иисус беседовал на Фаворе не только с пророком Илией, вознесенным живым на небо и не умиравшим, но и с умершим Моисеем. И беседу эту могли наблюдать три ученика Христовых – Пётр, Иоанн и Иаков.
Три апостола были непосредственными свидетелями свершившегося воскресения мёртвых. Мы этого не видели, и поверить виденному ими, конечно же, трудно! С другой стороны, что означают слова «…чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века.»? Неужели «чаю» - это всего лишь пассивное ожидание? – Нет! «Чаю» означает, что я активно участвую, стремлюсь приблизить и верю, что действительно приближаю ожидаемое событие.
Можем ли мы участвовать в деле воскресения мертвых? – На первый взгляд, кажется, что мы абсолютно не представляем себе как это событие произойдёт и поэтому делать «то, не знаю что» - бессмысленно! Однако кое-что нам всё-таки открыто.
Обратимся к тексту Евангелий: «Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие.» (Лк. 9,60; Мф. 8,22). Разве мёртвые могут что-то делать? Разве они могут погребать других мертвецов? – Очевидно, что речь идёт не о тех, кого мы буквально называем мертвыми, а о тех, кто с человеческой точки зрения жив, но мёртв для Бога. Ведь наша жизнь, наши двадцать мер милости Божией – это крохи по сравнению с пятьюдесятью мерами другой, преображенной Жизни!
Знаем ли мы о «жизни будущаго века»? Ощущаем ли мы её реальность уже сейчас, в этой жизни? Живы ли мы? Те, кто почувствовал в себе живую веру, воспринимают её как великое богатство и обычно пытаются передать его и своим близким. Но чаще всего результат таких попыток оказывается неудачным. Мы вновь и вновь убеждаемся в том, что передать свою веру (оживить чью-то душу) мы не можем! Как сказал Господь, «…никто не может придти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего.» (Ин. 6,65) Это опыт. Однако, вопреки этому опыту, мы вновь и вновь пытаемся кого-то убедить, кого-то переспорить, кого-то заставить поверить. Вновь и вновь пытаемся мы вынуть сучок из глаза брата нашего и забываем про бревно в своём глазу (Лк, 6,41-42; Мф. 7,3-5). Почему? – Да, наверное, потому, что чувствуем, что и от нас кое-что зависит, что по нашим молитвам и по нашей вере Бог может дать веру также и нашим близким.
Другой вариант «оживления» мёртвых связан с молитвой об умерших. Мы верим, что молитвы живых о тех, кто уже умер, им не безразличны. Более того, есть молитвы ко святым (а канонизация святых происходит только после их смерти), в которых мы обращаемся к ним как к живым с просьбой помочь нам в нашей земной жизни. При этом мы получаем от них помощь, а они получают от нас дополнительную возможность участвовать в нашей жизни, т.е. жить нашей жизнью. Да, святые живы и без наших молитв, но живы той – другой, духовной жизнью. Благодаря же молитвенной связи с нами, они получают от нас двадцать мер милости – возможность явить себя здесь, в этом мире. Мы же получаем от них куда больше – тридцать мер Божией милости, наполняющей нашу жизнь смыслом. Оживляя других, мы оживаем сами!
Да, многое нам ещё не понятно, но для того, чтобы уже начать делать, совсем не обязательно сразу всё полностью понимать. И, наверное, мы не ошибёмся, если попытаемся, насколько можем, следовать апостолу Павлу, который рассуждал так: «…для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение. Если же жизнь во плоти [доставляет] плод моему делу, то не знаю, что избрать. Влечет меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас. И я верно знаю, что останусь и пребуду со всеми вами для вашего успеха и радости в вере...» (Фил. 1,21-25)
|